Во времена Саксонцев - Юзеф Игнаций Крашевский

В общих словах он говорил о благодарности короля, в будущем указывал прекрасные перспективы, сейчас, однако, только хлопал его по плечу, хвалил за ловкость, и на том кончалось.

Витке хватало средств, поэтому был терпелив, чтобы стать незаменимо нужным. Речь для него шла не о маленьком заработке, но о большом расчёте на всё будущее.

С головой, полной грёз, он отправился в Варшаву. На последнем ночлеге перед столицей в гостинице он случайно встретился с французом Ренаром, владельцем винной лавки под замком, в которой нашёл Пшебора. Его французская физиономия хорошо застряла у него в памяти, а так как научился пользоваться любой возможностью, приблизился к нему.

От долгого пребывания в Польше Ренар научился неплохо говорить по-польски.

– Я купец, как и вы, – сказал Витке, – и мне приятно завязать с вами знакомство. В Варшаве я был в вашей винной лавке. Что слышно в столице?

Ренар был разговорчивым, охотно завязывал знакомства.

– А вы откуда? И какой торговлей занимаетесь? – спросил он.

– Имею магазин в Саксонии, в Дрездене, но наполовину поляк, думаю воспользоваться выбором курфюрста и переехать в Варшаву. Торгую… трудно сказать чем, в том числе и вином… только его у себя не даю.

– В Варшаве тоже думаете вино продавать? – рассмеялся Ренар. – Это ни к чему не годится. Многие господа продают из Венгрии бочками, шляхта также по несколько раз в Венгрию посылает, посредника не нужно.

– Я также не на одном только вине специализируюсь, – отпарировал Витке, – готов торговать чем-нибудь другим. Я должен рассмотреться. Наш курфюрст много пьёт и поит, ваши паны, по-видимому, тоже за воротник не выливают.

Ренар смеялся.

– Больше в Польше пропивают, чем проедают, – сказал он с ударением.

Саксонец начал расспрашивать, как шла торговля. Француз пожал плечами.

– Хотя я мог бы на вас, во избежание конкуренции, пожаловаться, не сделаю этого, – начал он. – Торговля шла бы хорошо, когда бы я имел нужный капитал. Я должен рассчитывать и латать, а шляхта также не с радостью платит и часто долго ждать нужно. Если у вас есть деньги, можете быть счастливей, чем я.

– Деньги найдутся, – отозвался, подумав, Витке, – но мне будет не хватать опыта и знакомства с краем… для этой цели ещё не знаю, что сделаю и что предприму. Новый король полгода здесь будет жить.

Так начатая беседа протянулась довольно долго. Быстрый и предприимчивый Витке понравился Ренару и Витке взаимно оценил француза, чувствуя в нём честного человека… Даже пришло ему в голову какой-нибудь союз с ним закрепить, но это не разбалтывал. Тянуло его к этому и некоторое обстоятельство, за которое устыдился перед самим собой… Тот подросток, Генриетка, которую видел в винной лавке, дочка Ренара, хоть это был ещё ребёнок, дивно ему запала в сердце и глаза. Её улыбающееся личико было у него всегда на памяти. Сколько бы раз не ловил он себя на этой слабости, румянился сам перед собой.

Ренар, который ехал в Краков по винным интересам, обещал скоро вернуться в Варшаву и приглашал коллегу, чтобы его навестил, что Захарий с удовольствием обещал.

Расстались они после этих нескольких часов, проведённых в хорошей компании друг друга. Ренар много выгадал из разговора, лучше знакомясь с саксонцами и двором.

В этот день Витке ночевал в Варшаве, а назавтра пошёл в винную лавку и привёз от мужа привет госпоже Ренар, которая хазяйничала одна с дочкой, и при той возможности завязал с ними знакомство.

Смелая девушка, уже развитая не по возрасту, немного кокетливая, теперь нравилась ему ещё больше. Хватало и в Саксонии красивых личиков, но ни одно из тех, какие там встречал, такого благородного характера, такого достоинства не имело.

В винной лавке было шумно. Витке много наслушался, особенно контистов, потому что эти тут господствовали, а саксонские приверженцы, ежели были какие, молчали или сидели притаившись.

В последующие дни Захарий с немецкой систетематичностью принялся обходить магазины, торговые точки, рассматривал их положение, искал себе место, где бы лучше обжиться.

Не доверял никому и не принимал советы навязывающхся ему посредников, которые угадывали, что его сюда привело. Хотя говорил по-польски и приоделся в польскую одежду, немецкие образование и обхождение так на нём отпечатались, что никто их уже стереть не мог.

О Пшеборе в эти первые дни он не мог ни узнать, ни встретиться с ним. Слишком маленьким было это создание.

Из всех расчётов Витке подобало не спешить ни с каким решительным шагом… Оглядывался на Константини… не был уверен, где он, то есть король, его использует. Поскольку он представлял, что итальянец вместо того, чтобы использовать его для своей выгоды, поделится с ним заслугой и наивно рекомендует королю соперника.

От его быстрого в других вещах глаза не ушло, что контисты в Варшаве, хотя очень громко кричали против Саксонца, не признавая его, уже беспокоились, потихоньку выведывали, что веяло из Кракова, подсчитывали силы Августа и, беспокойные, они потому поддержали француза, чтобы продать его сопернику.

Поведение недавно коронованного было чрезвычайно ловким и мудрым. Все его прокламации, письма к примасу, универсалии дышали необычной мягкостью и добротой. Никому дверей не закрывали, кто бы хотел вернуться. Король всем обещал быть самым нежным отцом.

Когда примас угрожал и практически проклинал, Август улыбался, обещал забыть все вины.

Покачивали головами, читая и бойко из этого прогнозируя.

– Лис, – говорили одни, – всех он выведет в поле.

– Мудрый и добрый монарх, – восхищались другие.

А иные докладывали:

– Он знает, господа, что у нас кулаком и угрозой ничего не делается.

VII

Когда в Кракове готовился и проходил бурный коронационный сейм, на заседания которого Август приходил уставший ежедневной ночной попойкой, слушал, не понимая и пренебрегая напрасными сетованиями. Последний акт драмы, в которой Конти имел грустную роль разочарованного, разыгралась под Гданьском. Кандидат Франции, едва сойдя на землю, чтобы убедиться в своём бессилии, возвращался, отрекаясь от грёз о короне.

Оставил, однако, с собой горсть своих верных приверженцев, а во главе их примаса Радзиёвского, упорно стоявшего в оппозиции, которая уже была только средством для получения у Августа выкупа.

Недавно коронованный король с удивительной проницательностью, которая позволяла догадываться, что его заранее хорошо ознакомили с состоянием умов в стране, понимал своё положение, был с весёлым лицом и спокойный. Ничто не казалось ему грозным, шёл медленным, но уверенным шагом к намеченным целям, делая своим союзником царя Петра и поддерживая самые дружеские отношения с курфюрстом Бранденбургским.

Даже возвращение оторванных земель было ему весьма на руку,