Завтра мы будем вместе - Галина Врублевская

— Катя, давай выйдем чуть раньше, чтобы в метро без давки войти.

Мне это предложение показалось диким. Я не могла погасить свой восторг мгновенно. Я упрямо замотала головой, продолжая приплясывать. Солист под оглушительный рев толпы бросил в зал разбитую гитару, и музыканты скрылись за кулисами.

Назад, к метро, мы двигались в толпе, как и добирались сюда. Но это уже была другая толпа. Толпа, заряженная не вином, не водкой, а прекрасной яростью свободы и воли. Мы ненавидели взрослый мир с его запретами и ханжеством. Парк почти полностью погрузился в темноту, и вечерний сырой туман заполнил воздух. Только одна дорожка огоньков вдоль главной аллеи, ведущей к метро, указывала путь. Но и эти огоньки то там, то сям с легким треском вдруг гасли. Это удачливая рука снайпера из толпы кидала камнем в фонарь. Наш табун, радостный и счастливый, сметал все на своем пути.

Не знаю, что на меня нашло, но я тоже поддалась безумству толпы. Я тоже, подхватывая гальку с обочины дорожек, целилась в фонари. Тоже пихала ногами мусорные урны, опрокидывая их. И тут же, вместе с толпой единомышленников, переворачивала скамьи. Юрка, не принимавший участия в этой забаве, дернулся в мою сторону, чтобы оттащить от кучи веселых смеющихся ребят, повалившихся вместе со скамьей. Я с досадой замотала головой. Но тут другие, сильные и жесткие руки схватили и поволокли меня куда-то. Не успела я оглянуться, как еще с несколькими ребятами оказалась в милицейском «уазике». Искра разума вспыхнула вместе с недоумением: неужели это я бесновалась только что на дорожках парка? Я затихла и, утирая рукавом вдруг потекший от нервного перенапряжения нос, огляделась. В тесном кузове-клетке, кроме Юры, знакомых лиц не было. Машина покатила по темным улицам. Юрка сидел напротив меня, одной рукой зажимая другую руку. Она вспухла и чернела прямо на глазах. «Дубинкой задело», — морщась, сказал он. Что же, и в радости, и в беде — мы вместе. Я наклонилась через проход и погладила его ушибленную руку. У меня, кроме порванной куртки, повреждений не было.

Нас привезли в милицейскую часть и до утра заперли в камерах. Здесь нас с Юрой разделили. Его поместили в мужскую камеру, а меня в женскую.

Я проснулась, когда в зарешеченном окошке забрезжило хмурое октябрьское утро. Две какие-то немытые, с распухшими мордами девки с тупым безразличием смотрели мимо меня. Их соседство было мне неприятно. Одна хотела что-то спросить, но я снова быстро закрыла глаза. И тут я вспомнила — нет, не вчерашнее веселье. Я вспомнила, что, может быть, именно сейчас меня ждет в назначенном месте капитан Островский. Как все нескладно вышло! И снова мысли вернулись к собственному положению. Меня беспокоило, что нас теперь ожидает: долго ли нас будут держать,; оштрафуют ли, сообщат ли в техникум. Я была зла на весь мир и на себя: хулиганила, будто сопливая девчонка. Вот бы меня здесь увидел Островский!

Нет, такой стыд я бы не пережила.

К вечеру этого дня нас отпустили, заставив подписать заполненный милицией протокол. Мы с Юрой ушли поникшие и встревоженные неопределенностью кары. Дома я снова вспомнила об Островском, но телефона его я не знала, да и не было смысла теперь звонить.

Он позвонил на следующий день сам. Встревоженно спросил, куда я пропала. Рассказывать о концерте и нашем аресте было неловко. Выдумывать жалобную историю — поперек души! Я воспользовалась глупой отговоркой, пришедшей в голову первой:

— Понимаете, Валерий Валерьевич, каблук сломался. Пришлось с полдороги вернуться…

— Я звонил. Никто не подходил к телефону. Ладно, Катя. Я рад, что ничего серьезного с вами не случилось. А каблук — дело поправимое. Надеюсь, вы его починили. Всего хорошего.

В трубке послышались гудки отбоя. Правильно.

Что со мной церемониться? Он понял, что я вру. Но понял по-своему. Решил, что я просто передумала с ним ехать. Я спохватилась, что даже не извинилась перед ним. Свинья!

* * *

В ближайшую субботу состоялась свадьба наших друзей Эльвиры и мичмана Ивана. Мичман, срок контракта которого истек, уже вселился в квартиру Эльвиры. Но родители ее строго следили, чтобы будущий зять не оставался на ночь вместе с их дочерью. В своих трехкомнатных апартаментах они выделили зятю отдельную комнату. Они позаботились и о его трудоустройстве. Его определили бригадиром в док, где ремонтировались буксиры. Хотя в дальнейшем надеялись устроить его в торговый флот. Однако попасть туда было нелегко. Требовались связи или взятки.

Среди гостей нам был знаком только Витюша.

После того как я отшила его, он два года увивался за Элькой, но так и не добился взаимности. Но Эльвира, как и многие невесты в таких случаях, позвала своего обожателя на свадьбу. Со стороны Ивана приехала его родня с Кубани. Остальные были знакомыми Эльвиры по многочисленным кружкам и спецшколам, которые она посещала. Родители Эльки развивали свою дочь на все сто, хотя сами не были интеллигентами. Но они имели хлебные профессии. Мать — повар. Отец работал шофером на автобазе, обслуживающей универсамы. При всеобщем дефиците — это многого стоит. Конечно, Иван — не тот зять, о котором они мечтали. Они надеялись, что дочь поднимется по общественной лесенке с помощью мужа. Но, увы. Тем не менее отец, как призналась Элька, сказал: "Ничего. Мы из Ивана человека сделаем. Денег у нас своих хватит.

А голова на плечах у парня имеется".

Сегодняшняя свадьба казалась мне репетицией своей собственной. Гости собрались во Дворце бракосочетания на набережной Невы. Подружки невесты ожидали в одной комнате, приятели жениха — в другой. На Эльке было умопомрачительное платье до пят. Его украшали кружева, блестки, нейлоновые розочки. Элька то и дело наступала на собственный подол и спотыкалась. Наше поколение не привыкло к таким одеяниям. Я — тем более. Почти не вылезала из джинсов. Надо будет потренироваться дома, когда привезу свое платье. Оно тоже будет до пят. Незнакомые мне подружки Эли, собираясь кружками, обсуждали ее жениха. Судили-рядили о его достоинствах и изъянах. Главным недостатком было признано отсутствие жилплощади. Хотя для Эльки это было не важно.

Наконец они встали перед гражданским алтарем — величественным письменным столом. Женщина, проводящая церемонию, произнесла торжественную речь. Она была похожа на нашу училку по научному коммунизму. Во всяком случае, тоже рисовала молодоженам счастливое будущее и призывала выполнить свой долг перед обществом. Я перевела взгляд на новобрачных. Строгий черный костюм сидел на Иване мешковато. Все-таки морская форма украшает мужчин. А где же Островский? Его не было среди гостей. Что помешало ему прийти?

Ведь он собирался быть свидетелем. Но на его месте сейчас стоял Витюша. Вот как распорядилась судьба-насмешница. Влюбленный в Элю Витька не просто гость, а даже свидетель. Он расписался в журнале регистрации и медленно отошел в сторону. Мы с Юрой сидели на стульях среди других гостей. Он нежно погладил меня по руке, предвкушая нашу свадьбу. Ему прямо не терпелось затащить меня в брачные сети. Но я не торопила время. Напротив, мысль о том, что скоро и для меня наступит час «икс», навеяла на меня грусть. Веселье, царящее на чужой свадьбе, сделало ее еще острее. Островский так и не появился во дворце.