Восемь - Кэтрин Нэвилл

— Ублюдок, — прошипела Лили. — Он пытается добиться расположения Фиске, заставить его сдаться до того, как игра началась.

— А может, ты слишком строга к нему? — громко спросила я.

Несколько человек с заднего ряда зашикали на меня.

Пришел мальчик с шахматами и принялся расставлять фигуры, перед Солариным — белые. Лили объяснила, что церемония жеребьевки прошла накануне. Еще несколько человек зашикали, чтобы мы замолчали.

Пока один из судей зачитывал правила, Соларин осматривал публику. Он сидел ко мне в профиль, и у меня была возможность рассмотреть его. Теперь он не казался таким напряженным, как перед игрой. Он был в своей стихии и выглядел молодым и напористым, как атлет перед стартом. Но затем его взгляд упал сначала на Лили, а потом и на меня, и его лицо окаменело, только глаза продолжали сверлить меня.

— Фу-у! — сморщилась Лили. — Теперь я понимаю, что ты имела в виду, когда говорила, что он какой-то холодный. Даже хорошо, что я увидела его сейчас. Когда мы встретимся за шахматной доской, это уже не будет для меня сюрпризом.

Соларин смотрел на меня так, словно не мог поверить, что я все еще здесь, словно собирался вскочить и выволочь меня из комнаты. Внезапно я почувствовала, что совершила ужасную ошибку, оставшись.

Фигуры были расставлены, часы Соларина включены, так что ему в конце концов пришлось перевести взгляд на шахматную доску. Он двинул вперед королевскую пешку. Я заметила, что Лили повторила его ход на своей доске. Мальчик, стоявший рядом с табло, записал ход: е2—е4.

Какое-то время игра шла своим чередом. Противники потеряли по пешке и коню. Соларин выдвинул вперед королевского слона. Несколько человек из публики что-то забормотали. Один или два встали, чтобы пойти пить кофе.

— Похоже, это giuoco piano, — отметила Лили. — Такая игра может быть очень долгой. Подобной защиты никогда не разыгрывали на турнирах, она стара как мир. Черт возьми, да giuoco piano упоминалось еще в Геттингенском манускрипте!

Для девушки вроде меня, которая не прочла ни слова о шахматах, Лили была просто кладезем премудрости.

— Оно позволяет черным развивать фигуры, но медленно, медленно, очень медленно. Соларин облегчает Фиске эту задачу: дает тому возможность сделать несколько ходов, перед тем как уничтожить его. Сообщи, если что-нибудь произойдет в течение следующего часа.

— Как ты полагаешь, я узнаю, если что-нибудь произойдет? — прошептала я.

И тут Фиске сделал ход и выключил часы. В толпе раздалось легкое бормотание, и те, кто собирался уйти, остановились и обернулись на табло. Я взглянула вовремя, чтобы заметить улыбку Соларина. Это была странная улыбка.

— Что случилось? — спросила я у Лили.

— Фиске играет более рискованно, чем я думала. Вместо того чтобы пойти слоном, он предпринял «защиту двух коней». Русский ее любит. Она гораздо более опасна. Удивляюсь, что Фиске выбрал ее против Соларина, который известен…

Лили прикусила язык: ведь она же никогда не изучает стили других игроков. Никогда!

Соларин двинул своего коня, а Фиске — королевскую пешку. Соларин забрал ее, затем Фиске съел конем пешку Соларина. Теперь их силы были равны. Мне казалось, что Фиске в лучшей позиции, со своими фигурами в центре доски, в то время как фигуры Соларина располагались на задней линии. Но тут Соларин взял конем слона Фиске. По комнате прокатился гул. Несколько человек, которые вышли, ринулись обратно вместе с кофе и уставились на табло, где мальчик записывал ходы.

— Fegatello! — воскликнула Лили, и на этот раз никто на Нее не зашикал. — Поверить не могу!

— Что такое fegatello?

Оказывается, в шахматах есть термины гораздо более таинственные, чем в процессорах.

— Это означает «жареная печенка». И печенка Фиске поджарится, если он зайдет с короля, чтобы съесть коня Соларина, — Нервно покусывая палец, Лили глядела на доску, лежащую у нее на коленях, словно игра шла там. — Он точно что-то теряет. Его ферзь и ладья попали в «вилку». Он не может взять коня другой фигурой.

Мне ход Соларина казался нелогичным. Неужели он выторговывал коня за слона только для того, чтобы король сдвинулся на одну клетку?

— Раз Фиске двинул короля, значит, он лишился возможности сделать рокировку, — заметила Лили, словно прочитав мои мысли. — Король выдвинется в центр доски и окажется запертым там до конца игры. Лучше бы Фиске пошел ферзем и отдал ладью.

Но он все-таки взял коня королем. Соларин выдвинул вперед своего ферзя и объявил шах. Фиске прикрыл короля пешками, и Соларин двинул ферзя обратно, угрожая черному коню. Ситуация изменялась, но я не понимала, в какую сторону. Лили тоже выглядела неуверенной.

— Творится что-то странное, — шепнула она. — Это не похоже на стиль игры Фиске.

И в самом деле, происходило что-то странное. Наблюдая за Фиске, я заметила, что он не отводил глаз от доски даже после того, как делал ход. Его нервозность возрастала. Он сильно потел, большие темные круги выступили под мышками его жакета. Он казался больным, и хотя был ход Соларина, Фиске сконцентрировался на доске, как будто это была его последняя надежда на райские кущи.

Часы Соларина шли, но он тоже наблюдал за Фиске..Казалось, он забыл, что игра продолжается, так пристально рассматривал он своего оппонента. По прошествии довольно продолжительного времени Фиске поднял глаза на Соларина, затем его взгляд снова скользнул на доску. Глаза Соларина сузились. Он взял фигуру и двинул ее вперед.

Я больше не обращала внимания на ходы, просто наблюдала за противниками, стараясь определить, что между ними происходит. Лили сидела рядом и с открытым ртом изучала шахматную доску.

Внезапно Соларин поднялся с места и отодвинул стул. В зале началось волнение, люди перешептывались со своими соседями. Соларин нажал кнопки и остановил часы свои и Фиске, затем наклонился к сопернику и что-то сказал ему. Один из судей быстро подошел к их столу. Они с русским обменялись несколькими словами, и судья покачал головой.

Фиске сидел повесив голову и не отводил взгляда от доски. Руки он держал на коленях. Соларин что-то снова сказал ему. Судья вернулся к своему столу. Арбитры посовещались между собой, и тот, что сидел в середине, встал.

— Леди и джентльмены, — сказал он. — Гроссмейстер Фиске почувствовал себя плохо. Из любезности гроссмейстер Соларин остановил часы и согласился на короткий перерыв, чтобы мистер Фиске смог подышать воздухом. Мистер Фиске, запишите для судей свой следующий ход, и через тридцать минут мы продолжим игру.

Фиске дрожащей рукой записал свой ход и положил бумагу в конверт, запечатал его и вручил судье. Соларин упругим шагом вышел из комнаты, прежде чем репортеры сумели его задержать. В комнате начался ажиотаж, все были озадачены и перешептывались, собираясь небольшими группками. Я повернулась к Лили: