Четвертый Рейх - Виктор Косенков

Юпитер заполнил собой всю стену, разноцветный и беспокойный, он давил на человека, напоминая ему о величии Вселенной и мелочности того, что люди называют делами и проблемами. Рядом с ним особо остро ощущалось то непомерное одиночество, в которое погружен, на самом деле, каждый человек на Земле.

Богданов еще долго вглядывался в переливы бешеной атмосферы, пытаясь что-то понять в самом себе.

Тридцать первый день полета, 10:00. Относительное сортовое время. «Дальний-17», орбита Юпитера

— Бортинженер, показания! — Богданов чувствовал, как что-то подрагивает внутри.

— Все приборы норма. Зеленая зона, — коротко ответил Мацуме.

— Преобразователь Хольдермана.

— Зеленая зона.

В голосе японца Игорю послышалось некоторое скрытое торжество. Весь полет чертов ящик желтел как клен осенью. И вот на тебе! Точно перед стартом вышел в штатный режим. Мацуме, казалось, записывал этот технический фортель себе в заслугу. Очень может быть, что так оно и было.

— Капитан экипажу, готовность один. Начинаю разгон.

Из динамика прозвучало подтверждение. Последовательно от каждого члена команды. Игорь плавно толкнул вперед гашетку управления двигателем разгона. Веер траекторий мигом изменился, зашевелился разбуженным осьминогом, все больше и больше спрямляя кривизну. В эфире царила тишина. «Юпитер-49» объявила экстренное радиомолчание, все каналы были выделены только для связи с «Дальним». Богданов чувствовал это невероятно напряжение человеческих эмоций, тех, что передаются даже через пустоту. Он понимал, что сейчас глаза всего внеземелья устремлены на него! На его корабль!

Скорость достигла расчетной величины. Игорь взялся за маневровые двигатели, выравнивая траекторию. Веер кривых на мониторе сдвинулся, развернулся и изрядно поредел. Но неохотно, очень неохотно.

— Капитан бортинженеру, что с компенсаторными блоками?

— Влияние Юпитера. Мощности по номиналу явно недостаточно. Повышаю.

— Подтверждаю.

Что там сделал Мацуме неизвестно, но «Дальний» заметно более устойчиво встал на гауссиану.

Игорь увеличил скорость…

Со стороны, наверное, казалось, что корабль с огромной скоростью валится на планету. На деле «Дальнему» предстояло пройти сквозь гравитационное поле Юпитера в самой нижней точке, там, где бывали только спутники да исследовательские зонды. И именно там, в этой жуткой точке, где приливные силы будут рвать корпус, сработает преобразователь Хольдермана. Что будет дальше, Игорь не знал. Были только предположения и целый набор теорий. Радовало только то, что обезьяна из полета вернулась. Живой. Значит, если корабль не взорвется, если они не столкнутся со случайным осколком кометы, если выдержит корпус, двигатели и нервы команды… если, если, если!

Юпитер рос на глазах. Теперь он уже не был величественным, казался пугающим, страшным шевелящимся адом! Во всех деталях Богданов видел, как мечутся в этой невероятной атмосфере вихри, как рождаются бури из водоворотов цветной глазури случайно разлитой в космосе кем-то могучим. Вспышки молний! Некстати вспомнилось, что никто еще не видел поверхности планеты-гиганта, ни один спутник не смог проникнуть под эту яростную круговерть! Любые попытки кончались катастрофой.

Усилием воли Игорь оторвал взгляд от заполнившего весь экран Юпитера.

Впереди на траектории горела красная точка. Невозврат!

До нее у «Дальнего» еще была призрачная возможность уйти в сторону, выйти на низкую орбиту, погасить скорость. Но за маленькой красной точечкой такого шанса уже не было. После нее либо смерть, либо…

— Капитан команде, готовность ноль! Бортинженер, подтвердить данные преобразователя!

— Преобразователь норма! Зеленая зона! — японец буквально выкрикнул эти слова.

— Запуск преобразователя!

— Есть запуск…

На миг зеленая точка обозначавшая корабль совместилась с красной. У Богданова екнуло в груди. Вот оно! Сейчас где-то в стальных внутренностях «Дальнего-17» разворачивались неведомо как заключенные в черную коробку могучие демоны. Остановиться уже невозможно!

По спине Игоря пробежали мурашки, ладони немедленно вспотели.

— Готовность к прыжку подтверждаю! — чуть ли не взвизгнул Мацуме.

— Прыжок на десять…

Богданов, вопреки инструкциям, закрыл глаза.

— На девять…

Огромный Юпитер сдвинулся в сторону и вверх.

— На восемь…

Из-за горизонта выползло Великое красное пятно, но всем было на него плевать.

— На семь…

«Дальний-17», окруженный полем Хольдермана, жестко трясло, будто в припадке. Где-то коротко ухнула и заткнулась сирена. Но все равно, уже все равно…

— На шесть…

Что-то кричал по-японски Мацуме. Остальные молчали.

— На пять…

Толкнувшись ногами в грубых сандалиях, двое ныряют в пропасть. Но за спиной уже шелестят крылья.

— На четыре…

И надувается воздухом огромный воздушный шар.

— На три…

Это один маленький шаг для человека, один гигантский прыжок для человечества.

— На два…

Облетев Землю на корабле-спутнике, я увидел, как прекрасна наша планета.

— На один…

Игорь открыл глаза и шепнул:

— Ну, поехали.

Прыжок!

Погас свет. Монитор. Системы управления.

Все погрузилось во тьму. И даже сердце запнулось где-то на полутакте. Игорь понял, что не дышит, что кровь в его жилах не движется. И только разум еще жив и заставляет жить тело.

А потом все вокруг затопил свет. Невероятный, слепящий, всепроникающий! От него невозможно было скрыться, он пробивался сквозь закрытые веки, сквозь черепную коробку!

И Игорь почувствовал, что падает, рушится, проваливается куда-то вниз, хотя этих понятий и нет вовсе. Ни верха, ни низа, ничего нет в этом странном пространстве, залитом ярчайшим светом!

Обжигающее понимание собственного несовершенства, ущербности и позора вдруг охватило его. Не в силах терпеть, Богданов закричал, пряча лицо в ладонях, и вдруг понял, что лишен тела.

И только тогда свет сжалился над ним. Погас. Исчез. Втянулся в микроскопическую точку.

Остро кольнуло в груди. Сердце забилось снова, будто ничего и не случилось. Богданов с хрипом втянул воздух. Закашлялся. Перед глазами плавали цветные круги. И только одна, мигающая зеленым надпись успокаивающе пробивалась через это мельтешение: «Автопилот включен». Значит… Значит получилось…

Болело всё. Каждая клеточка.

Подняв руки, что бы прикоснуться к лицу, Богданов застонал. Кожа казалась обожженной и очень чувствительной.