Кровь нынче в моде - Валери Стиверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я осторожно выглядываю в коридор, чтобы удостовериться, что за дверью нашей каморки никого нет, прежде чем ответить.
— С какой стати? Люк Уилсон проводит время с Гвинет Пэлтроу. Зачем ему Алекса?
— Она богатая наследница, — говорит Рэйчел.
— Это я богатая наследница, — иронизирует Нина.
Я решаюсь подлить масла в огонь:
— Я сама видела, как она приставала к Трею. Она очень… навязчивая. Снимок, сделанный в определенный момент, может исказить истинное положение дел — все будут думать, будто они обнимались.
— Даже если бы Люк обнимался с ней, — говорит Нина, — он не стал бы посылать ей сообщение за сообщением. Она сама их себе отправила.
Я ухмыляюсь:
— Думаю, ты права.
— С ней что-то не так, — прищуривается Рэйчел. — Мое сердце начинает биться быстрее. Я с ней согласна. — Вы знаете, что она целый день читает светскую хронику? При этом что-то бормочет про себя и жестикулирует. Вот так. — Она делает жуткие хватательные движения.
— Прекрати, — отбиваясь, смеется Нина.
Мне не смешно. Мои страхи от этого не уменьшаются. С Алексой действительно что-то не так, но это гораздо серьезнее, чем мания к светской хронике в Интернете. Я думаю, не затронуть ли вопрос об убийствах, но отказываюсь от этой мысли. Мне абсолютно недвусмысленно дали понять, что здесь не принято говорить о таких вещах. А я пока еще недостаточно доверяю Нине и Рэйчел, чтобы нарушать правила в их присутствии.
— Эта девушка выглядит интересно. — Я демонстрирую им фотопортрет шестнадцатилетней девушки из Вако, Техас. — Она не дистрофик, но, как говорят киношники, камере она понравится.
Понятия не имею, что на самом деле это значит, но мне понравилось это лицо.
— Ты же слышала, что сказала Алекса, — напоминает Рэйчел. — Только супертощие! Не серди ее.
Противная подлиза. Я упрямо скачиваю файл девушки Вако в папку «Да».
— Может быть, она поймет, что необходимо некоторое разнообразие.
— Она мне тоже нравится. — Нина улыбается мне. — Мне нравятся люди с необычными лицами. Мой агент всегда говорил мне, что я слишком красива для работы в редакции.
Рэйчел закатывает глаза:
— О, бедняжка!
Нина разводит руками:
— Это правда. Это несчастье — быть такой совершенной — По ее тону становится ясно, что она просто шутит.
Мы все вместе хохочем.
— Почему ты не захотела быть моделью? — спрашиваю я.
Нина подмигивает мне:
— Власть. Модели не обладают достаточной властью. К тому же все фотографы — извращенцы.
Именно в этот момент в нашем дверном проеме нарисовался Джеймс Труакс, потягивая через соломинку красную жидкость из пластикового стаканчика. Я ждала его весь день. Ждала и надеялась, что наш разговор на вечеринке в «Сакс» для него тоже что-то значил и что он обязательно захочет продолжить его.
— Злословите по поводу фотографов? — Он адресует свой вопрос ко всем находящимся в комнате, но его золотисто-коричневые глаза пробегают по мне, и мое тело начинает вибрировать.
Как он это делает?
— Говорим, как есть, — кокетничает Нина. — Что ты здесь делаешь так поздно?
К моему ужасу, она тоже попала под его чары.
— Мы закрываем сентябрь, — отвечает он. — В отличие от вашей редко показывающейся в офисе начальницы некоторые люди в этом офисе работают.
— Мы, например. — Я гордо поднимаю голову.
— Продолжайте в том же духе, — кивает он. — Этих девушек «Тэсти» следовало бы отснять еще несколько недель назад, и Шейн возложил на меня контроль за этим проектом.
Он дергает меня всю неделю. Ничего личного, Макэллистон. Ты же не работала здесь несколько недель назад.
Теперь самое время пофлиртовать, но у меня с этим плохо, и я утыкаюсь в конкурсные заявки, чувствуя себя полной дурой.
Нина явно без комплексов.
— Что ты пьешь? Ты на диете? — весело спрашивает она.
Он пожимает плечами:
— Матильда только что бегала в «Джамба джус». Шейн пьет этот напиток, и теперь все ему подражают.
— Секретарша Шейна приносит Алексе свекольный напиток каждый день, — говорит Рэйчел. — Она разносит их по всему офису.
Теперь понятно, откуда взялся этот сок на столе Лиллиан в день, когда была уволена Сэри.
— Не похоже, что Алекса и Шейн — закадычные друзья, — замечаю я.
Все смеются над этим осторожным высказыванием.
— У этих двоих есть своя история, — говорит Джеймс. — Они вместе работали когда-то раньше в Европе и тогда тоже ненавидели друг друга.
Он допивает свой напиток и швыряет стаканчик в наше мусорное ведро. Рэйчел и Нина следят за каждым его движением.
— Желаю приятного уик-энда, — говорит он, — за чтением всех этих опусов. — Он ретируется.
Понятно, что он не может сказать мне ничего личного в присутствии Нины и Рэйчел, и все же я разочарована. Ждать еще два дня, чтобы снова его увидеть, — это пытка. Интересно, когда состоится наше следующее свидание-выпивка?
— Прелесть, — произносит Нина после его ухода.
— Я думала, ты встречаешься только с банкирами, — съязвила Рэйчел. — Он не твой тип.
— Да, — соглашается она. — Но в нем есть что-то такое…
На следующее утро я располагаюсь в гостиной моей тети с огромной кипой эссе с твердым намерением прочитать их все до одного. Я открыла деревянные жалюзи и сквозь стеклянные стены пентхауса наслаждаюсь представшей перед моим взором панорамой. Надеюсь, солнечные лучи не повредят бесценным произведениям искусства сию минуту. Небо — ярко-голубое, вдали сверкают стеклами окон башни небоскребов центральной части города, а на террасе у тети Вик — невероятное флористическое изобилие. Она называет этот оазис своим ночным садом, потому что собрала здесь кактусы и растения, распускающиеся ночью, но и днем это тоже потрясающе выглядит.
В моем полном распоряжении и терраса, и огромная, в черных тонах, гостиная с пейзажами немецкого философа-трансценденталиста и выставленными в футлярах зубами. Виктория, как обычно, еще спит. Мы с ней практически не пересекались с понедельника. Благодаря ей я нахожусь сейчас в Нью-Йорке и, главное, работаю в «Тэсти». И нам есть о чем поговорить…
В полдень она наконец заглядывает ко мне, заспанная, облаченная в очень красивый халат с рукавами-«колокол». Толстый слой белого крема покрывает ее лицо.
— Здесь слишком светло, — зевает она.
— Закрыть жалюзи?
— Нет. — Она грациозно опускается рядом со мной на низкую, угольного цвета, софу. — Стерлинг — как вампир. Он ужасно боится солнечного света, но ко мне это не относится.