Уроки любви - Жаклин Уилсон

– Вот было бы здорово, если бы ты с ним встречалась! Ижка и Фижка меня страшно зауважают, если узнают, что Тоби Бейкер встречается с моей сестрой. А ты могла бы пригласить его к нам на чай, а я бы пригласила их, и они бы с ним познакомились.

– Он как раз хотел к нам приходить, чтобы мы помогали друг другу с уроками.

– Ой, Пру! – Грейс запрыгала от восторга, задирая над толстыми коленками розовое платье с пандами.

– Грейс, прекрати вести себя как трехлетняя, честное слово!

– Ты опять вредничаешь.

– Это ты ведешь себя как младенец. И зря радуешься – я не собираюсь его приглашать.

– Почему?

– Ты только представь, как мама будет суетиться и задавать ему кучу умных вопросов…

– Да уж. А папа просто рехнется, если узнает, что у тебя появился мальчик…

– Ну, папа у нас уже рехнулся, – сказала я со вздохом.

На самом деле я так не думала. Я понимала, что отец в здравом уме. Но слушать, как он повторяет за мной простейшие слова и фразы, было жутковато. А уж когда на него находил очередной приступ ярости и он принимался твердить свое любимое ругательство, как сатанинский вариант буддистского заклинания, он выглядел определенно помешанным.

На этот раз он пребывал в дурном настроении, потому что физиотерапевт заставила его надеть чужие шорты на время гимнастики. Отец был смертельно оскорблен, отказывался выполнять упражнения и шипел от ярости при взгляде на свои обнаженные тощие ноги. Его всегда возмущали шорты, как на женщинах, так и на мужчинах. Нам с Грейс не разрешалось их носить, даже когда мы были маленькие.

Мы подождали в коридоре, пока мама помогла ему натянуть пижамные штаны, но настроение у него не улучшилось. Он все время показывал пальцем на мешковатые черные шорты, висевшие на спинке кровати. Можно подумать, что там сидела гигантская летучая мышь, готовая порхнуть ему в лицо.

– Да, папа, шорты, – сказала я бесчувственно. – Скажи «шорты».

Папа сказал нечто гораздо более выразительное.

– Бернард, но врачи хотят тебе помочь, – взмолилась мама. – Физиотерпевт говорит, что, если ты будешь делать гимнастику, нога у тебя снова будет работать.

– Я знаю, папа, что ты не любишь гимнастику, но она полезная! – сказала я.

– Я тоже не люблю гимнастику. Хуже всего для меня в школе физкультура, – сказала Грейс.

Наступило молчание. Грейс сидела тихо-тихо, все шире раскрывая глаза. До нее наконец дошло, что она сказала. На мамином лице выражалось отчаяние. Отец недовольно потряс головой.

– Что? – спросил он. – Что-что?

– Она сказала, что не любит гимнастику, дорогой. Я ее тоже не люблю. Куда запропастилась девушка с чайным подносом? Я думаю, тебе самое время попить чайку.

Отец насмешливо посмотрел на нее. Мамины попытки его отвлечь он распознавал тут же.

– Что? – переспросил он, обращаясь ко мне.

– У нас с Грейс теперь новая игра, папа. Мы играем в школу – учим друг друга, задаем друг другу задания. А то некому этим заняться, пока ты болеешь. Правило такое, что каждый должен выполнять абсолютно любое задание, которое задает другой. Я немножко жестоко поступила с бедняжкой Грейси и задала ей кучу физкультурных упражнений.

Отец прищурился. Я встретила его взгляд с самым невинным видом. И вдруг он рассмеялся, хрипя так, будто сейчас лопнет.

– Побольше… гим… Побольше. Грейс толст…

Я заставила себя засмеяться в ответ. Засмеялась и мама. Громче всех смеялась Грейс.

Ну слава богу. Обошлось.

Я шла по улице Лорел-Гров, разглядывая аккуратные домики 1930-х годов постройки, и смотрела на кустики лавра в декоративных синих кадках у каждой двери, подвесные фонари, гальку и папоротник в японских садиках. Неужели мистер Рэксбери живет на этой улице? Ведь ясно, что на человека с серьгой в ухе и художественными наклонностями здесь должны смотреть с глубоким подозрением.

Я еще раз проверила адрес, который он записал мне своим красивым ясным почерком на обороте школьной тетрадки. Впрочем, я не сомневалась, что помню его правильно. В сумке у меня была масса полезных вещей: альбом для рисования, карандаши, начатое шитье, два романа и книжка для малышей Пенелопы Лич из нашего магазина – на всякий случай.

Номер 28, 30, 32 – и вот я стою перед домом 34 по Лорел-Гров. На первый взгляд он ничем не отличался от остальных – черно-белый дом на две семьи со скошенной крышей и зеленой входной дверью. На второй взгляд – пока я шла по садовой дорожке – он оставался обычным, слегка обшарпанным домом с грязными резиновыми сапогами на крыльце и картонной книжкой «Паровозик Томас», засунутой в куст можжевельника. Не может быть, чтобы мистер Рэксбери жил здесь. По моим понятиям, у него должна была быть элегантная квартира с просторной светлой мастерской, где по стенам висят огромные холсты, а посередине стоит большой мольберт. Я представляла его стоящим с кистью в руках перед неоконченной работой – лицо сосредоточенное, а в бриллиантовой сережке дробится солнечный луч.

Тут дверь открылась, и на пороге появился мистер Рэксбери – в черных джинсах, синей майке и с босыми ногами. На руках он держал младенца – недовольно пищащую девочку с черными кудряшками. На ней была синяя распашонка и больше ничего. Розовая попка как раз помещалась у мистера Рэксбери на ладони.

– Привет, Пру. Извини, мы тут как раз меняем пеленки, да, Лили?

Лили сердито хныкала. Я неуверенно протянула к ней руку, но она отпрянула, прижалась головой к плечу мистера Рэксбери и разревелась уже не на шутку.

– Не обращай внимания, ей просто уже пора спать, – сказал мистер Рэксбери. – Заходи.

Я шагнула в прихожую и прошла за ним в бежевую гостиную. Ковер был завален деревянными кубиками, восковыми карандашами и мягкими игрушками.

– Извини! Мы сейчас мигом наведем порядок. Я только надену на Лили памперс. Марианна наверху, купает Гарри. Она сейчас спустится. Хочешь кофе? Или колы, или еще чего-нибудь? Я тебе сейчас покажу, как включается телевизор.

Он говорил всю эту скучную повседневную чушь, держа на руках брыкающегося младенца, но при этом не сводил с меня глаз. И эти глаза говорили: «Ты только послушай, как я несу эту мещанскую чушь – образцовый папаша. На что я похож!»

– Все в порядке, – сказала я. – Я приберу в гостиной, пока вы переодеваете ребенка.

Я могла бы, наверное, и памперс надеть, но мне не хотелось разводить у него на глазах неумелую возню, скрепляя какие-нибудь не те застежки.

Он благодарно улыбнулся и пошел наверх со своей маленькой крикуньей. Я опустилась на четвереньки и стала собирать игрушки. Ковер был грязноват – по нему не мешало бы пройтись пылесосом. Мама бы постеснялась показать свой дом в таком виде постороннему человеку. Но, может быть, миссис Рэксбери было на это просто наплевать? Я представила себе, как она валяется на диване перед телевизором, лениво жуя шоколад, пока малышка заходится от крика, а мальчик громит гостиную.