Книги онлайн и без регистрации » Домашняя » Зеленая революция. Экономический рост без ущерба для экологии - Ральф Фюкс

Зеленая революция. Экономический рост без ущерба для экологии - Ральф Фюкс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 77
Перейти на страницу:

Награда всем, несметною артелью
Работавшим над стройкою плотин!
Труд тысяч рук достигнет высшей цели,
Которую наметил ум один!

И движет им не просто жажда наживы, а «мечта и воля создать собственное царство, воля победителя и радость творчества» — эти качества Йозеф Шумпетер в начале XX в. приписал своему современнику — предпринимателю[96]. Проект, который Фауст считает венцом своей жизни, это, по сути, притча о раннем этапе индустриализации. Гёте показывает, как меняется отношение к природе: море, вместо того чтобы поражать первозданной красотой, становится противником, которого нужно повергнуть к своим ногам. Созерцание перетекает в покорение природы. В вечном беге волн Фауст видит прежде всего пустую трату энергии:

Недолговечно волн злорадство,
Пуста достигнутая цель,
И море очищает мель,
Опустошив земли богатства.
Разбушевавшуюся бездну
Я б властно обуздать хотел.
Я трате силы бесполезной
Сумел бы положить предел.

Он нанимает множество работников, чтобы те построили дамбы, каналы и подготовили отвоеванную землю к заселению. Отвоеванное у моря должно служить людям. Потусторонний мир Фауста не интересует, он полагает, что благодаря своему земельному проекту обретет бессмертие.

Воплощены следы моих борений,
И не сотрутся никогда они.

Предвосхищая этот «высший миг», он восклицает:

Мгновенье!
О как прекрасно ты, повремени!

Тем самым он проигрывает пари Мефистофелю и выносит себе смертный приговор. Лопаты, стук которых слышит пораженный слепотой Фауст, роют вовсе не канал, а его собственную могилу. И земля достанется не людям, а загадочным лемурам, «народу понурому из жил, и связок, и костей».

Швейцарский экономист Ханс Кристоф Бинсвангер, вооружившись своей эрудицией, интерпретировал великое творение Гёте как праформу капитализма. Фаусту нужна не слава, а «продолжение творения силами человека»[97]. Следовать за Гёте увлекательно и вместе с тем страшновато. Это тем более верно, когда речь идет о воздействии на природу уже не при помощи лопат и паровых машин, а посредством расщепления атома, раздвигая горизонты генетики и биотехнологий. Условия для свободного развития техники сложились благодаря тому, что основным средством расчетов становятся бумажные деньги, которые в отличие от золотых монет можно печатать в любом количестве. Это дало зеленый свет масштабным инвестициям, которые должны были окупиться будущим ростом. Эмиссия денег уподоблена в «Фаусте» своего рода черной магии: нечто бросовое (бумага) превращается в ценность (деньги) — и так будет длиться до тех пор, пока люди в это верят. Эксплуатация земных недр, финансируемая за счет кредитов, также видится продолжением средневековой алхимии другими средствами: из грязи должно получиться золото. Или, говоря словами Бинсвангера: «Речь идет о максимально возможном повышении денежной стоимости мира. В этом смысле весь мир — сплошная золотая жила». Все, что ни есть в природе, должно стать золотом, т. е. превратиться в деньги — мечта древних алхимиков. Деньги — магический медиум, дающий власть над людьми и миром.

Идея безграничного роста, по Бинсвангеру, вытекает из стремления «преодолеть время и бренность», на что способны лишь бессмертные боги. Подобное толкование не вполне оригинально. Во всех трудах по психологии стремление современного человека к «больше» и «дальше» объясняется желанием убежать от собственной конечности. Обессмертить себя в своих деяниях и творениях — пожалуй, самый сильный стимул, заветная мечта современного человека, будь то художника, политика или предпринимателя. Накопление имущества лишь низшая форма стремления остаться в памяти других после смерти. Куда выше слава первооткрывателя, ученого, государственного мужа, изобретателя, поэта или олимпийского чемпиона. Хотим ли мы, можем ли мы парализовать эту движущую силу ради самодостаточного созерцательного существования? Едва ли.

Метафора сделки с дьяволом, которая стала отправной точкой «Фауста», также сильно повлияла и на нашу трактовку индустриального Модерна. Это касается не только опасных технологий и беззастенчивого обогащения. Уже в безграничной жажде знаний, побуждающей все глубже проникать в тайны природы, таится что-то дьявольское. Ведь именно змей-искуситель подговорил Еву вкусить плод с древа познания, вследствие чего была утрачена невинность. Это был тот первородный грех, из-за которого нас изгнали из рая. С тех пор у человечества нет обратной дороги к изначальному единству с Богом и природой и наш удел лишь движение вперед к построению собственного мира. Древние мифы говорят, что «стремиться к познанию и эксплуатировать его опасно. Но они же учат, что человек хочет и должен познавать, и то, что он однажды познал, уже не забудется»[98]. Еще в начале неолитической революции, около 20 000 лет назад, человек не просто приспосабливался к природе, а формировал ее в соответствии со своими потребностями[99]. Видоизменяя мир, он тем самым создавал новый. Ключевой вопрос при этом, какая тенденция возобладает — деструктивная или конструктивная. Чем больше мы знаем о мире, чем точнее понимаем системные взаимодействия на Земле, тем больше у нас шансов на устойчивое управление планетой.

Интерпретация Гёте, предложенная Бинсвангером, подводит к пониманию амбивалентности Модерна со всеми его составляющими — наращиванием денежных средств, капиталистическим предпринимательством, наукой, техническим покорением мира, освобождением индивидуума от традиционных связей. Она открывает возможности для реального прогресса, творчества, великолепных открытий и существенного повышения жизненного уровня широких масс. Но за это «дальше» и «вперед» нужно платить. На материале «Фауста» Бинсвангер выделяет три зоны Модерна, связанные с потерями.

Первая — это «утрата красоты». Мир был красив, до того как человек приложил к нему руку. В пятом акте спектакля театра «Талия» параллель между разрушением природы и ее обезображиванием очень наглядна. Сначала на сцене царит буколическая идиллия, но затем вырастают картонные силуэты мегагородов. Природный ландшафт исчезает, на их месте возникают шпили небоскребов. Наверно, всем нам знакомо чувство огорчения при виде грубого загромождения ландшафтов бетонными коробками, рассыпанными по многим побережьям. И все же итог не столь однозначен, как у Гёте и его толкователя Бинсвангера. Во-первых, именно в Европе большинство гармоничных ландшафтов являются творением не первозданной природы, а результатом многовекового культивирования. Сконструированная природа в крайнем случае представляет собой симбиоз крестьянско-аграрной культуры и природного ландшафта. Можно, конечно, считать это доказательством того, что безобразие вошло в мир вместе с индустриализацией. Но разве нельзя назвать красивыми и современные городские ландшафты? Мне во всяком случае по ходу этой сцены спектакля подумалось: разве рукотворные Гималаи не великолепны? Почему нас восхищает Манхэттен? Я пишу эти строки, сидя на 29-м этаже чикагской гостиницы и глядя на выстроившиеся до горизонта высотные дома с вознесшимися в небо стройными башнями. Возможно, есть люди, которых подобное зрелище удручает. Меня оно приводит в восторг.

1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 77
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?