Замороженный мир - Дмитрий Емец

«А кем? Не папой же!» – объяснил Витяра.

Крысята выросли, и Витяра стал их всем раздаривать. От них пытались избавиться, но Витяра постоянно проверял, как поживают его крысята, и приходил к ним в гости. Сидел весь вечер, трогал себя за уши, ел сухарики, пил чай и давал ценные советы по уходу за крысами. И так до тех пор, пока не попытался всучить последних двух крысят Суповне. Одна крыса, говорят, летела до самого Копытово. Вторую не нашли до сих пор. Ходили слухи, что Суповна зашвырнула ее на Луну и Луна теперь обитаемая.

– А! Помню! Это от Суповны он у нас в шкафу прятался? – вспомнила Лена.

– В шкафу? Он под кроватью прятался! В шкафу тогда твой Кирюша сидел. Кстати, сейчас его там, надеюсь, нет? – и Лара на всякий случай заглянула в шкаф.

Тем временем Рина, подхватившая с земли длинную хворостину, уже подбегала к Зеленому лабиринту. Еще издали она увидела торчащий из кустарника круп кобылы, а рядом с ней… о нет!.. Кавалерию. Придерживая сдвинутые на кончик носа очки, что означало у нее крайнюю заинтересованность, директриса ШНыра разглядывала Ядвигу.

– Это я виновата! Надо было еще вторую щеколду задвинуть. Она денник открывать научилась! – крикнула Рина, прицеливаясь хворостиной, чтобы сообщить Ядвиге, что к той пришли проблемы.

Останавливая Рину, Кавалерия махнула рукой:

– Пускай уж ест!

– Как «пускай»?

– С новой закладкой лабиринт отрастает так быстро, что пегов можно запускать сюда табунами. Вчера я потратила целый вечер, пытаясь придать форму совсем небольшому кусочку. И что же? Наутро оказалось, что те вершины побегов, которые я состригла секатором, ухитрились пустить корни и вымахать чуть ли не с палец!

Ядвига всунула морду в заросли кустарника и чем-то захрустела.

– Ой, улитку ест! А ей ничего не будет от улитки? – забеспокоилась Рина.

– А от валенка Меркурия что-то было? – спросила Кавалерия.

Рина честно попыталась вспомнить:

– От валенка она весь день была очень задумчивая.

– Ну значит, от улитки будет петь песни и водить хороводы… Посмотри-ка лучше сюда! – Кавалерия повела рукой справа налево. – Дуб, граб, кизил, земляничное дерево! А это понтийская иглица! Впервые ее у нас вижу! А ты у нас кто? Надо же, фисташка! Ну, барбарис не редкость. Самшит, шиповник, лавр тоже старые знакомые! А вот ирги не было! И калины гордовины, она же Viburnum lantana, тоже! В природе она цветет считаные дни, а у нас постоянно!

В голосе Кавалерии Рина слышала искреннюю радость. Директриса вечно была чем-то озабочена, а тут точно новый счастливый человек проступил. Причем радовался этот человек не своей личной радостью, а радостью всего ШНыра.

Во всякую свободную минуту Кавалерия отправлялась в Зеленый лабиринт и, боясь заблудиться в буйствующих зарослях, бродила по нему. Новая закладка источала силу с пугающей щедростью. Примерно так же пугает человека, начавшего изучать астрономию, общее число звезд, звездных систем и галактик, когда он слышит его впервые и пытается осмыслить эти величины. Он понимает, что не только разумом ему этих величин не зачерпнуть, но даже и приблизиться к ним он никогда не сможет. Но все равно Кавалерия, Суповна, Меркурий по старой памяти продолжали чего-то опасаться, беспокоиться, волноваться. Точно пенсионера, привыкшего жить бережливо и считать каждую копейку, сажают в кузов грузовика, едут по городу и во все стороны расшвыривают пачки денег. А он вскрикивает: «Ой, осторожно! Потратишь! Увидят! Отнимут!» – и испытывает не столько радость, сколько озабоченность и страх.

Сняв очки, Кавалерия бережно сдула с них громадную бабочку-адмирала. Бабочки встречались в Зеленом лабиринте и при старой закладке, но никогда в таком количестве. И какие бабочки! То мелкие молевидные, пуржащие как снежинки, существующие в общей переливающейся массе, то бабочки резные, вычурные, то одиночные тяжелые шмелевидки и бражники, повисающие перед цветком как тяжелые вертолеты и никогда на него не садящиеся.

– Откуда эти бабочки вообще взялись? – спросила Рина.

Кавалерия загадочно посмотрела на нее:

– Не хочу навязывать свой взгляд на вещи, но… Залезь-ка на спину Ядвиге!

Рина забралась на Ядвигу. Кобыла перестала хрустеть улитками и прижала уши. Рина поняла, что Ядвига раздумывает, не укусить ли ее за ногу. Но кусаться кобыле было лень: ей пришлось бы отвлечься от процесса питания, поэтому Ядвига вновь занялась улитками.

– Видишь отсюда главную закладку? – спросила Кавалерия снизу.

– Вижу, – отозвалась Рина.

В центре лабиринта на небольшом расстоянии друг от друга лежали две закладки. Убрать прежнюю никто не посягнул. Это был камень Митяя, Матрены Аляповой, Тита Михайлова, Сергиуса Немова, Гулка Ражего, Маланьи Перцевой и многих других поколений шныров. Закладка так и лежала на прежнем месте – потрескавшийся камень с сочившейся каплями водой.

С тех пор как новую закладку доставили из Карелии, прошло две недели. С погрузкой закладки в грузовик и потом на железнодорожную платформу дело обстояло непросто. После того удара, который нанес ей саперной лопаткой Сашка, потерявшая доверие закладка подпускала к себе только Кавалерию. Лишь она одна могла касаться ее шероховатых боков и опускать пальцы в мелкие подрагивающие лужицы на обращенной к небу спине камня. Поднять тяжеленный валун Кавалерия, разумеется, не могла, но именно она подводила под него строп и подцепляла его к крюку крана. Пока кран с медлительным усилием поднимал валун, Кавалерия постоянно находилась рядом, касаясь закладки и успокаивая ее.

И вот теперь обе закладки лежали рядом – прошлое ШНыра и его будущее. Недавно Рина смогла воплотить давнюю мечту – подойти к старой закладке и коснуться камня, который прежде не подпускал ее.

Рина долго сидела рядом, обнимая старую закладку и касаясь ее виском. Мелькали обрывки воспоминаний, смазанные картины, звучали далекие полустертые голоса, нечеткие, не позволяющие различать отдельные слова, и чудилось, что ты стоишь где-то в темном лесу, а за лесом – залитая солнцем река, в которой плещутся неведомые тебе люди, и это их радостные крики доносятся издалека. Кто были эти люди? Не те ли поименно забытые шныры пяти минувших веков, прошедшие свой путь до конца?

Из-за того что старая закладка лежала на прежнем месте, а новая – частично на дорожке, частично в царстве хризантем, центр Зеленого лабиринта сместился. Ножка невидимого циркуля перескочила на добрых пять метров в сторону. Лабиринт разросся и доходил почти до пегасни, проглотив значительный кусок прежнего парка и часть круга со вкопанными шинами. Пеги, когда их прогревали перед взлетом, порой останавливались, подходили к лабиринту и, просовывая сквозь ветви морды, фыркали. И сразу же, то ли от звука, то ли от толчка, с кустарников и деревьев Лабиринта тысячами взлетали бабочки и, образуя единый, слитый из многих маленьких ураганчиков столб, поднимались кверху.

Новая закладка походила на спящего медведя, который вытянулся, опустив тяжелую морду на лапы. Его бока точно шерсть покрывал мох, где-то светлый и короткий, а где-то зеленый и густой. В одной из трещин пульсировал цветок с алой сердцевиной – словно бьющееся сердце. Цветка Рина с такого расстояния не видела, но угадывала его по вспышкам. Пульсации цветка были редкими, но не прекращались. Цветок поддерживал связь с двушкой и перекачивал в закладку силы – будто в окаменевшем медведе билось живое, не пожелавшее окаменеть сердце.