Удар отточенным пером - Татьяна Шахматова

Обычно в это время Валеева можно найти в новом медицинском блоке или в коровнике, но прежде чем отправиться на поиски главного врача, я забежал к Зайнап-апе, благо это было по пути. Увидев меня в окно, старушка открыла дверь и стояла на пороге, ожидая, когда я обогну забор. В огромных пушистых шерстяных носках и пуховом платке, накинутом на голову и плечи, круглая, без единой острой линии, она была похожа на матрешку. Я поздоровался от самой калитки, сделав широкий поклон, и Зайнап-апа заулыбалась, пуская лучики морщинок по печенным на солнце щекам.

– Кубете, – вместо приветствия сообщила она, и от этого слова еще сонный голодный желудок начал сладостно потягиваться.

Зайнап-апа принципиально отказывалась устанавливать плиту и готовила, как ее мать и бабка, в печи. Также в доме имелись две керосинки. Поэтому, когда отключали электричество или газ, местом сбора назначался дом Зайнап-апы.

Кубете – это татарский пирог с мясом и картошкой. Что-то вроде знаменитых треугольников – татарских пирожков в форме этой геометрической фигуры. Только треугольник маленький, а кубете – большой пирог на целый противень, с соком от мяса и картошки внутри.

Зайнап-апа согнулась и наполовину исчезла в черном зеве печи. Каждый, кто бывал у Зайнап-апы, знает: отказаться от печеного кубете – это утопия.

– Кызлар[5] уезжают, – сообщила всезнающая Зайнап-апа, наливая мне вторую чашку чая с молоком. – Бугэн вроде или иртэгэ[6] уж.

Я пожал плечами: нормальное дело. И я постоянно ездил в город.

– Вообще едут, – сказала Зайнап-апа, хитро щурясь.

– Случилось что-то?

– Бельмим[7], – ответила она нарочито важно, так что стало ясно: предположение у Зайнап-апы имеется, но делиться она им не намерена. Однако надолго ее не хватило, и Зайнап-апа высказала свою версию: – Может, один кислотный человек напугал?!

– Кислотный человек? – переспросил я.

– Обниматься полез, девчонки и напугались… – Зайнап-апа разразилась тонким прерывистым смехом.

В новом блоке врача не оказалось, и я отправился в коровник, на другой конец села. Дом, где базировались Беляночка и Смугляночка, стоял как раз по дороге. После странных намеков Зайнап-апы мне вдруг захотелось расспросить девчонок лично.

С удивлением я обнаружил, что мне не все равно. А даже более того: почему-то я разволновался. Двери дома фельдшера Людмилы, как и обычно, оказались не заперты, я постучался в сенях, но мне никто не ответил. В комнате, на блестящем от лака полу, важно стоял тот самый чемодан, в котором путешествовали книги по клинической медицине. Попробовав чемодан на вес, я понял, что он собран и готов в путь. Никаких других признаков проживания двух молодых особ. Ни вещей, ни чашек на столе, ни книг, ни тетрадей – чисто. Зайнап-апа не ошиблась. Девчонки собрались уезжать, не отбыв до конца свою практику.

Пятнадцать минут спустя я обнаружил Марину и Лейлу в коровнике. Они были без сил и с ног до головы в крови и грязи. Рожала одна из коров. Я даже помнил, что корову зовут Апрелька, видимо по месяцу рождения.

Марина упирала ногу в резиновом сапоге в коровий круп, ее тонкие руки по середину предплечья были погружены в животное. Фартук, комбинезон, наплечники – все было перепачкано. Лейла выглядела чуть чище, она сидела на корточках, готовая в любую секунду подхватить новорожденного.

– Ногами идет, – вместо приветствия бросила Марина, увидев меня в дверях.

– Живой?

– Не знаю.

Корова натужно замычала и, переступив с ноги на ногу, начала ложиться.

– Нет, нет, моя хорошая, подожди, еще чуть-чуть. Ты устала, но давай еще, моя красавица. Еще чуть-чуть, терпи, дорогая, Апрелька, терпи-терпи. – Это Лейла подобралась к голове животного и уговаривала.

Как ни странно, корова послушалась и осталась стоять.

– Руку зажимает. Между тазовой костью и теленком, не могу просунуть петлю. – Марина морщилась от натуги и тяжело дышала, как будто сама маялась в родовых муках.

– За ноги тяни, – посоветовала Лейла.

– Как тяни? Я же не знаю, что у него там с головой, – буркнула Марина.

– За ноги, за ноги. – Откуда ни возьмись появилась Диана Игоревна. Наша леди Ди была в длинном черном пальто и сапогах, поверх которых надеты галоши. Она явно не собиралась мараться.

– Лучше теленка потерять, чем корову, тяни за ноги, только очень медленно, чтобы таз матери не повредить, – сказала Диана, наблюдая за процессом издалека.

При этих словах корова как будто что-то поняла, повернула мокрую морду и отчаянно замычала. В этот миг пришла следующая схватка.

– Тяну, – прорычала Марина. – Хватай меня, Берсеньев!

Я обнял ее, просунув руки под фартуком, прижавшись к горячему голому телу. Под окровавленной клеенкой на Марине был только лифчик. На ногах – толстые ватные штаны, заправленные в сапоги. Я осторожно потянул, стараясь не защипнуть тонкую кожу на ее животе.

– Ты роды принимаешь или на танцы пришел? – бросила Марина через плечо, обдав меня запахом пота и запекшейся крови.

Я прижался сильнее и потянул жестче.

– Берсеньев! Сильнее! Идет! Идет!

Теленок шлепнулся на подставленные руки Лейлы, а я все еще держал Марину сзади за талию.

От Марины пахло человеческим и коровьим потом, кровью, навозом, но сквозь эти запахи все равно едва уловимо проступал собственный аромат девушки, уже знакомый, сладко-карамельный. Я понял, что в таком истинно природном, если можно так выразиться, сочетании запах девушки волновал меня почему-то гораздо сильнее, чем обычно.

Запах другой женщины неожиданно напомнил мне о Марго, хотя она пахла совсем по-другому – так пахнет морозный свежий воздух или миндальное мороженое, когда его вытаскиваешь из морозильной камеры и отдираешь этикетку, выпуская пар.

До недавнего времени я властвовал безраздельно над некоторыми едва уловимыми материями: запахом Марго, следами от ее мокрых ног в ванной, отпечатком ее щеки на моей подушке. И это было в каком-то смысле даже важнее, чем обладать ее телом. Уходя, она забрала само свое присутствие из моей жизни, и сейчас другая девушка мучительно больно напоминала мне о том, чего я лишился. Это был не обман, не хитрость, не двуличие. Это было вероломство.

Когда тебя обманывают, обидно, ты остаешься одиноким, растерянным, одураченным, но ты остаешься. Ты цел. Вероломство – это когда тебя по-настоящему взломали, как ломают хакеры защищенный аккаунт, как крушат замки́ полуночные воры, оставляя взамен дорогих вещей мусор и следы грязной обуви… Я понял, как пахнет вероломство. Вполне ощутимо: пылью, нежилым застоявшимся воздухом и немного сыростью из-за подтекающего унитаза. Напомнив мне запах Марго, Марина напомнила мне и этот душный затхлый дух, от которого перехватывало дыхание.