Пощады не будет никому - Максим Гарин

— Сорок, — повторил Прошкин.

— Да ты что!

— Сорок, сорок, братец. И скажи своим друзьям-товарищам, братве-товарищам, если они не хотят стать гражданами, то сорок, и лишь за то, что я не попрошу пятнадцать.

И уж поверь, Борис, если я попрошу пятнадцать, одиннадцать судья даст наверняка. И как ты ни старайся, хоть в лепешку разбейся, хоть весь зал пусть рыдает и пол в зале суда станет мокрым от слез, меньше одиннадцати не дадут.

— Да ты что, какие одиннадцать, они хотят пять! Ну, сделай шесть.

— Слушай, Борис Борисович, ты меня не первый год знаешь, и я тебя знаю давным-давно. Так что о пяти-шести даже речи идти не может.

Адвокат наморщил лоб, его большие уши даже покраснели.

— Да ты, Юрий Михайлович, меня без ножа режешь, просто по живому. Ты же мои деньги забираешь, деньги моих детей!

— Ты мне про своих детей брось, у меня у самого двое и жена, которую одевать и обувать надо.

— Да что ты мне свою жену в пример приводишь, — вспылил адвокат, — скажу тебе честно, на все про все сто тысяч выделили, сто, и не больше.

— Ну так вот, давай мне сорок, и тогда я постараюсь, чтобы наш клиент получил восемь, но запрашивать буду одиннадцать.

— Нет, нет и нет! — адвокат вскочил и, словно мячик, запрыгал вокруг круглого сервированного стола. — Каких восемь! Да они же меня застрелят, зарежут в подъезде, машину взорвут! Они же сигареты о мою лысину гасить будут. Ты что, Юрий Михайлович!

— Так о твою же будут гасить, а не о мою. Я на то и прокурор, чтобы сроки заламывать.

Борис Борисович явно не ожидал, что прокурор будет настолько несговорчивым и запросит такую высокую цену. Он был убежден, что двадцати тысяч для того, чтобы уменьшить срок года на три, будет предостаточно. Ведь из ста тысяч — здесь адвокат был откровенен и назвал точную сумму — прокурор может рассчитывать получить двадцать, ну тридцать тысяч, а никак не сорок. И условие было поставлено перед ним — пять лет, шесть, максимум. Но если прокурор говорит, что попросит пятнадцать и докажет…

— Послушай, Борис, — скосив глаза на скачущего по гостиной адвоката, сказал Юрий Михайлович Прошкин, — шесть томов дела. Он столько наворотил, за ним такая дрянь плывет, словно из прорвавшейся канализации, сплошное дерьмо… Да ты сам посуди, как буду выглядеть я? И ты хочешь, чтобы я это сделал почти что даром. Так не бывает.

— Да.., ты всегда выглядишь хорошо, лучше всех.

Ни за что не отвечаешь, просишь — и все. А за все отвечаю я, я! — адвокат оттянул подтяжку и хлопнул себя по объемному животу. — Понимаешь, я! Если они меня убьют, замордуют? У них на меня к тому же досье… Если все это поплывет…

— Да не бойся ты, адвокат долбаный, ну и что их досье? Подтереться им разве что.

Борис Борисович, побегав еще по гостиной, остановился, устало схватил бутылку водки, налил в рюмку и одним глотком выпил всю — до дна. Тут же наполнил ее и снова выпил.

— Тридцать! — выкрикнул он так, словно находился на аукционе и хотел приобрести чрезвычайно дорогую картину и страшно боялся, что она уйдет к другому покупателю. — Тридцать, и ни цента больше!

— Что мы торгуемся как на базаре? Не хочешь — не надо. Я же не набиваюсь, ты сам меня позвал, сам предложил поговорить. Я ставлю свои условия, те, которые мне выгодны, а если тебе не интересно мое предложение, то тогда…

— Погоди, — крикнул адвокат, — погоди. Давай лучше сядем, выпьем и немного подумаем. Юрий Михайлович, войди в мое положение, войди, — и адвокат толстым указательным пальцем стал тыкать себя в солнечное сплетение. — Судье надо дать, и еще кучу денег следует раздать. Одна охрана в СИЗО за передачу записок сколько берет. Мне тогда вообще ничего не остается, а я на это дело полгода убил. Представляешь, полгода каждый день со всеми этими уродами общался. Они же говорить нормально не умеют, ты же знаешь этот контингент — пальцы веером и в глаза наколками тычут: «Ты, адвокат, давай, давай работай. Мы тебе платим, мы тебя наняли, и крутись».

— Это твои проблемы, Борис, я тебя не назначал адвокатом. Ты себе профессию выбрал сам, вот и отвечай за свои дела. Я скромно устроился — прокурором.

— Так я и отвечаю за дело, я и хочу с тобой договориться.

Прошкин тоже понял, что сорок тысяч в данной ситуации он не вырвет из цепких лап адвоката, тот, еще немного, — и начнет биться головой о стену.

— Сколько ты получишь?

— Да нисколько я не получу, нисколько! Если бы я занимался чем-нибудь другим, у меня и без этого Свиридова куча дел, я бы уже в золоте купался.

— Ну так плюнь, отступись.

— Как плюнь? Бросить дело перед самым судом? Да ты что, Юрий Михайлович! Убьют!

— Ладно, уговорил. Тридцать пять.

— Тогда по рукам, — два юриста ударили по рукам, затем сели рядом, как два школьника, и стали листать пухлый том уголовного дела.

И у прокурора даже не возникло вопроса, каким образом уголовное дело оказалось в квартире у адвоката, кто выдал его и как его смогли вынести. Но у каждой профессии есть свои секреты, которые не выдаются. Они сидели, просматривая страницу за страницей, обменивались короткими профессиональными репликами, иногда спорили. Адвокат начинал размахивать руками, брызгать слюной, а Юрий Михайлович Прошкин говорил кратко и называл, как правило, лишь параграфы и номера статей Уголовного кодекса, всевозможные приложения, а также названия всевозможных актов, дополнений к кодексу.

Постепенно, пункт за пунктом, они проиграли все дело от начала до конца. Адвокат рассказал о том, как он будет защищать Павла Ивановича Свиридова, одного из основных в балашихинской группировке, а прокурор объяснял, какие обвинительные статьи будет выдвигать. Иногда они согласовывали ту или иную статью, тот или иной пункт и соглашались. И тогда адвокат принимал сторону прокурора или прокурор сторону защиты.

В общем, через два с половиной часа дело было закончено. Весь процесс почти в мельчайших подробностях был оговорен. Названы имена и фамилии свидетелей как со стороны обвинения, так и со стороны защиты. Папка была закрыта, последняя страница перевернута.

— Сколько получит судья? — усталым голосом произнес прокурор.

— А ты как думаешь, сколько ему дать? Гнусный мужик, я тебе скажу, лучше бы ему вообще не давать, ненадежный он.

— А кто тогда даст? — задал следующий вопрос прокурор.

— Думаю, не ты и не я. Есть человек, двоюродный брат судьи, — и Борис Борисович быстро рассказал о родственной цепи, по которой десять тысяч долларов попадут в карман к судье. — И знаешь, что надо будет сделать потом…

— Естественно, знаю, — сказал Прошкин.

— Да, мой подзащитный подаст апелляцию в следующую инстанцию.

— Правильное дело. Но там тоже берут.