Неприкасаемый чин - Кирилл Казанцев

Внезапно до слуха воина-интернационалиста донесся едва различимый гул. А вскоре на шоссе показались два кружка светящихся фар. Бабарыкин тут же встряхнулся, навалился на ствол, прищурился.

— Черт, фары слепят, машины не видно, — выругался он.

Тем временем автомобиль приближался. Причем приближался стремительно. Его водитель даже не притормаживал на поворотах, прекрасно зная, что в столь позднее время по этому шоссе никто не ездит. А значит, шансы столкнуться со встречным автомобилем практически равны нулю. А если даже такой и появится, то в ночи он заблаговременно обозначит себя фарами, и будет время нажать на тормоз.

И тут несущийся по шоссе автомобиль, преодолев очередной поворот, выехал на освещенный лунным светом участок дороги. Выехал, и весь засеребрился в нем. Большой палец Бабарыкина, лежащий на пуговке-кнопке, едва не дрогнул.

— Серебристый «Майбах»… это Бахрушин… — стиснув зубы, прошипел от злобы Павел, — давай-давай… подъезжай ближе…

Машина стремительно приближалась к тому месту, где бывший командир десантно-штурмового батальона «укатал» под асфальт бомбу. Пятьдесят метров, двадцать, десять, пять. И на счете «один» Бабарыкин вдавил пуговку-кнопку. Вдавил с такой злостью, что казалось, коробочка развалится у него в руке.

Прогремел взрыв. «Майбах» подбросило вверх сильной ударной волной. Машина вместе с обломками асфальта, переворачиваясь вокруг свои оси, полетела на деревья. Ударилась о них, завалилась на крышу. Шоссе тут же затянуло густым непроглядным дымом.

Павел моментально подхватился и, не оглядываясь, ломанулся в чащу леса, то и дело оглядываясь. Ветки хлестали по лицу. Ноги путались в густой траве. В глаза лезла натянутая между деревьев паутина. Но Бабарыкин бежал без остановки. Он спешил поскорее скрыться с места преступления, понимая, что через несколько минут здесь будет огромное количество полицейских. Еще бы, ведь взорвали самого Бахрушина…

Пнув ногой калитку, Павел прошел узкой дорожкой, мощеной плиткой, поднялся на крыльцо и в нерешительности замер у двери собственного дома. Сердце бешено колотилось, так и норовя выскочить из груди. Руки тряслись, словно со страшного бодунища. Наконец Бабарыкин нашел в себе силы, достал связку ключей, тихонечко открыл замок и проскользнул внутрь. На непослушных ногах двинулся узким темным коридором, цепляя плечами висевшие на стенах картины. Одна из них не удержалась и рухнула на пол. На грохот из своей комнаты тут же выбежала заспанная Наталья. Протирая кулачками глаза, она в недоумении уставилась на угрюмого отца, вся одежда которого была выпачкана в грязи.

— Папа, что случилось? — В ее голосе слышались нотки тревоги.

Ничего не говоря, Павел прошел на кухню, включил свет, открыл один из шкафчиков, достал бутылку водки. Свинтил пробку и принялся пить с горла. До тех пор, пока бутылка не опустела наполовину. После чего сел за стол и обхватил голову руками. Обеспокоенная столь странным поведением отца, Наташа присела рядом и тронула его за руку.

— Папа, что случилось? — повторила она.

— Ничего… ничего… — не подымая головы, пробубнил в столешницу Бабарыкин, и его рука вновь потянулась к бутылке.

Но Наташа опередила его. Забрала бутылку.

— Ты скажешь наконец, что произошло? — решительно спросила девушка.

Бабарыкин сжал пальцы в кулаки, надавил ими на виски. Похоже, он только сейчас осознал, что совершил.

— Ты меня слышишь? — пыталась достучаться до отца Наташа.

Павел шумно выдохнул, медленно поднялся и подошел к окну, за которым чернела непроглядная тьма. Уперся горячим лбом в холодное стекло и, еле шевеля губами, проговорил:

— Теперь Бахрушин больше не причинит никому вреда. Я убил этого ублюдка…

Трясущаяся волосатая рука потянулась к дистанционному пульту управления, покоившемуся на тумбочке. Защелкали кнопки. На плазменном экране замельтешили, сменяя друг друга, телевизионные каналы. Наконец пациент больничной VIP-палаты остановился на новостном. Прибавил громкость.

— …сегодня в четыре часа ночи на загородном шоссе был подорван автомобиль владельца химкомбината Анатолия Игоревича Бахрушина, — вещала прямо из студии ведущая утренних выпусков новостей. — По имеющейся у нас информации, самого Бахрушина в машине не было. Но в тот момент в ней находился его заместитель Борис Михайлович Гросс. К счастью, никаких серьезных травм он не получил. Впрочем, как и водитель Николай Ванеев. Мы обратились за комментариями в пресс-центр УВД. Нам сообщили, что по данному факту возбуждено уголовное дело и ведется расследование, о ходе которого мы будем вас постоянно информировать…

И тут в палату вошел Бахрушин. Прикрыв за собой дверь, он приблизился к больничной койке и сочувственно посмотрел на лежащего на ней Гросса с замотанной бинтами головой, который держал в трясущейся руке пульт управления.

— Во дела творятся, — вздохнул владелец химкомбината и прищурился, осматривая своего зама. — Живой, хоть?

Борис Михайлович нервно передернув плечами, сглотнул.

— Живой, Анатолий Игоревич, — тихо проговорил он. — Но пока машина в полете кувыркалась и потом на крышу упала, раз пять головой о потолок успел стукнуться. Башка жуть как болит.

— Главное, что не убили, — справедливо заметил Бахрушин и добавил: — А голову, ты мне это, береги. Мне твои мозги ох как нужны.

Владелец химкомбината откинул уголок одеяла, присел на край кровати и положил руки на колени.

— Вы словно чувствовали, что произойдет что-то неладное, когда попросили Коляна высадить вас у ночного клуба и отпустили меня с ним домой. Кстати, как ваш шофер? А то у меня, когда мы на землю приземлились, сознание отключилось. Ничего не помню, — вскинул брови Борис Михайлович.

— Более-менее. Пару царапин, да и голову, как ты, ушиб. Только в больницу ехать отказался. А машина, между прочим, бронированная была. Это вас с Коляном и спасло, — сказал Анатолий Игоревич. — А у ночного клуба я не просто так вышел. Хотел своего оболтуса проконтролировать. Представляешь, застал его за тем, как он кокс нюхал. Во молодежь пошла. Уж лучше бы водку жрал.

— Это точно, — аккуратно ощупывая голову, процедил сквозь зубы Гросс.

Вдруг Бахрушин сделался серьезным. Его лицо словно окаменело, а глаза заледенели.

— Короче, хреновые у нас дела. Точнее, мои, — зацокал он языком. — Кто-то хотел меня вальнуть. Да вот облом вышел. Но в следующий раз может и не повезти. У тебя, случаем, нет соображений, кому это моей смерти хочется? Я лично таких смельчаков не знаю.

Хоть у Бориса Михайловича ужасно болела башка, но он продолжал мыслить трезво. И за непродолжительное время своего пребывания в палате уже успел перебрать всевозможные варианты. А потому стал рассуждать вслух:

— Конкурентов можно отмести сразу же по той причине, что их у вас нет. Бандиты? Так они все под вами ходят и с ваших рук кормятся. Менты? Аналогично. Они на вас еще и молиться должны, что неплохую прибавку к зарплате имеют. Отморозки какие-нибудь? Так а им это зачем?..