Программист жизни - Надежда и Николай Зорины

Оказалось, что она действительно плавает превосходно. Даже владеет различными стилями. Я подумал, что Алевтина специально все это подстроила: не просто захотела искупаться, а решила продемонстрировать мне свое умение, удивить. Я и удивился, и опять умилился. А потом забеспокоился, как же она мокрая пойдет в бар, и купил в том же ларьке пляжное полотенце.

– У меня, между прочим, был юношеский разряд по плаванию, – сказала она, когда наконец вылезла из воды.

– Впечатлен! – с искренним восхищением произнес я, накидывая ей полотенце на плечи. Она взяла у меня платье и сумку и скрылась в кабинке для переодевания.

– А теперь идем собирать грибы! – объявила она следующий номер развлекательной программы, выходя из кабинки.

– Грибы? – не понял я шутки, но Алевтина смотрела на меня вполне серьезно. – Ты хочешь, чтобы мы поехали в лес? Прямо сейчас? Да у тебя и волосы мокрые. – Мне совершенно не хотелось никуда ехать, и уж тем более собирать грибы. Всю дорогу я представлял, как мы окажемся в баре, я возьму ее за руку, прижмусь к ее теплому, такому родному плечу.

– Волосы тут совершенно ни при чем, а ехать никуда не надо, – рассмеялась Алевтина. – Мы пойдем туда, – она махнула рукой в сторону леска на противоположном берегу озера.

– Ну, какие в городе грибы?

– Вот увидишь, найдем!

По берегу мы прошли на другую сторону к лесу. Долго бродили по корявым неудобным тропинкам, пока не начало смеркаться, и действительно нашли три красные сыроежки. Они росли рядом: большая, немного поменьше и совсем маленькая.

– Грибная семья! – обрадовалась Алевтина – при всей своей женственности она вела себя как ребенок, и мне это нравилось в ней больше всего.

Из листа лопуха она сделала корзинку, положила туда сыроежки, которые сорвала осторожно, чтобы не повредить корень. Выражение лица у нее в тот момент было задумчивое и немного грустное, и я вдруг подумал, что она мечтает о ребенке, но по каким-то причинам не смогла его родить. Может, дело в ее муже? Потому она его и не любила? А может, потому и не завела ребенка, что не любила мужа. Он был намного старше и… Какие глупости лезут в голову!

Мне нестерпимо захотелось ее поцеловать, но она вырвалась и со смехом убежала.

– У нас с тобой будет целая куча детей! – в непонятном восторге, вдруг охватившем меня, закричал я ей вдогонку. И понял, что ничего этого не будет, ведь у нас совсем нет времени. У нас его так мало, что я даже не успею узнать, какая она, так, подсмотрю только какие-то черты, да с тем и… Я не знаю, что произойдет, но произойдет это скоро. Может быть, в нашем запасе всего-то пара вечеров.

Я догнал Алевтину, обнял и крепко-крепко прижал к себе, словно боясь, что именно сейчас, в эту самую минуту с ней что-то может произойти.

– Я постараюсь тебя защитить, очень, очень постараюсь.

– Что с тобой? – спросила она тревожно.

Я ничего не ответил, да и что тут можно было сказать? Уткнулся лицом в ее не до конца просохшие волосы и прижимал ее к себе все крепче и крепче.

В баре мы оказались уже около десяти и еле нашли свободный столик – весь народ с пляжа ринулся сюда. Алевтина села не рядом, как я ожидал, а напротив.

– Так мне удобнее на тебя смотреть, – объяснила она и рассмеялась. Ее грустно-тревожное настроение, передавшееся от меня, совершенно прошло. Да и мне стало легче, хоть я и досадовал, что она сидит так далеко.

Подошел официант, чем-то похожий на Толика. Мы сделали заказ. Алевтина, поддразнивая меня, – видимо, тоже заметила сходство, – стала с ним кокетничать. Я, включаясь в ее игру, притворился, что страшно ревную. Бедный парень стал жертвой двух игриво настроенных идиотов. Приглушенно звучала музыка – «Битлз», как было принято в этом баре. Всегда здесь звучали только «Битлы» – традиция, возникшая, наверное, с момента открытия бара. Как только официант удалился, Алевтина начала подпевать, негромко, конечно, вполголоса, но очень чисто и на хорошем английском. Я похвалил и пение, и владение иностранными языками, и знание репертуара «Битлз».

– И что ты делала в своем магазине с такими талантами? – весело спросил я и потянулся через стол, чтобы в шутку щелкнуть ее по носу.

– Как это что? Тебя ждала, – очень серьезно сказала Алевтина, слегка от меня отстраняясь.

Какая смешная, какая милая, какая восхитительная! И какая забывчивая. Ведь встретились мы вовсе не потому, что она работает в магазине и я, как обычный покупатель, туда зашел, чтобы, скажем, приобрести телефон. А потому, что убили ее мужа. И тут мне пришла в голову счастливая мысль – устроить сюрприз. Сказав Алевтине, что отлучусь на минутку, я поднялся из-за столика и пошел к стойке. Я немного знал одного бармена и очень надеялся, что сегодня он работает и не заартачится чуть-чуть изменить принятую здесь раз и навсегда музыкальную программу. Мне повезло. Все срослось, и нужный диск у Вадика, того самого знакомого бармена, оказался.

Вернувшись, с равнодушным видом – пока еще звучала песня «Битлов», Вадик не стал обрывать ее на полуслове, – я стал просматривать меню, хоть заказ мы уже сделали, и краем глаза наблюдать за Алевтиной. Мне хотелось увидеть ее реакцию на мой сюрприз. Кажется, она ни о чем не догадывалась, жизнерадостно подпевала группе: «Why don’t we do it in the road»[2], пританцовывала всем телом и улыбалась. И вот песня дозвучала. Возникла небольшая пауза. В баре стало очень тихо. Я оглянулся на соседние столики – посетители сидели с напряженными спинами и, казалось, тоже ожидали чего-то необыкновенного. А когда раздались первые такты «Черного шабаша» – для меня самого это было сюрпризом, я ведь не знал, что именно Вадик поставит из репертуара «Black Sabbath», – Алевтина как-то вся напряглась. Я подумал, что дал маху, поверил Толику, а на самом деле эта группа связана для нее с чем-то плохим. Но в следующий момент она вскочила с места, посмотрела на меня таким взглядом (в нем было столько счастья и благодарности), что я поклялся себе сделать все, чтобы наша любовь не оборвалась, продлилась долгие годы. А потом мне в голову пришла одна ужасная мысль: если бы мы познакомились раньше, например год назад, то не могли бы не желать смерти ее мужу, а сейчас, когда его убили, в глубине души, втайне друг от друга, испытывали бы благодарность к убийце. Стал бы я тогда его искать? Не знаю. Ну а сейчас зачем я это делаю? Какое мне дело до того, кто убил Сотникова? Разве я испытываю сожаление по поводу его смерти? Не испытываю. Но убийцу стану искать, только для того, чтобы представить следствию доказательства невиновности Алевтины.

– Это потрясающе! – воскликнула Алевтина, когда песня закончилась. – Как ты угадал, что это моя самая любимая вещь? – Она вскочила с места, обогнула стол и бросилась меня обнимать. – Спасибо! Но как, как ты смог это сделать?!