Кот, у которого было 60 усиков - Лилиан Джексон Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы, полагаю, знаете Бена Козли, — отвечал Квиллер. — Он что-то вроде «Службы спасения». Я написал в его честь стихотворение и поместил в моей колонке. Хотите послушать? В нём кратко описывается жизнь в яблочном амбаре.
И он прочёл:
911-БЕН-К
Замок сломался; пол скрипит;
У крана лужа час стоит.
Из строя вышел телефон:
Сигнала нет, есть хилый звон!
Бегите к Бену!
Протёк на кухне потолок,
Стремянку кто-то уволок.
Забило чем-то дымоход.
Нет больше сил от всех хлопот!
Звоните Бену!
Свалилась люстра; телик скис;
Обои в спальне порвались.
Стоят каминные часы;
Совсем рассыпались весы.
Беда! Беда! Звоните Бену!
Попало что-то в кофемолку;
Под книгами провисла полка,
А в ванной нужно кран сменить,
Так может ванную залить!
Скорей! Скорей! Звоните Бену!
В оконной раме щель с кулак.
Куда ни глянешь, все не так!
Чихнешь, и лампа замигает,
А в морозилке лед растает.
Без паники! Бегите к Бену!
Потом гости попросили рассказать историю амбара — если, случайно, Квиллер в курсе.
— Да… пожалуйста, если вы не очень впечатлительны. До сих пор мне не доводилось об этом говорить.
С первыми же словами его гости обратились в слух:
— История этого земельного владения восходит к тем временам, когда фермерам нарезали участки полосами — двести футов в ширину и миля в длину. Там, где сейчас пролегает подъездная дорога, располагался фермерский двор с жилым домом. Фермер ухаживал за яблоневым садом и хранил яблоки в этом амбаре. Известна фамилия фермера, но неизвестно, что случилось с его семьей, и неизвестно, почему сам он повесился на стропилах амбара.
Слушатели, словно в поисках разгадки, обвели глазами помещение.
— Семья уехала, и ферма пустовала, пока предприимчивый риелтор не догадался продать её Клингеншоеновскому фонду. Мне нужно было где-то жить, а у Фонда К. нашлись свободные деньги, чтобы вложить их в Пикакс. Мы наняли архитектора-дизайнера из Центра — именно ему мы обязаны этим красочным интерьером. Но нам неизвестно, почему он тоже повесился здесь на стропилах.
Воцарилось долгое молчание. Потом Барбара вдруг вскочила и заявила, что ей пора домой — кормить Мармелада. И Конни тоже вскочила, заявив, что ей пора домой — кормить Бонни Ласси.
— Чудесный вечер! — сказали они обе.
— Надо повторить! — предложил Уэзерби, и на этом вечер закончился, а дуэт Ледфилдов так и не прозвучал.
При переезде в «Ивы» подарок Барбары — умещавшийся в кармане диск, который она привезла из Канады, — куда-то исчез, но потом нашелся в кармане пиджака. Это было попурри из джазовых стандартов с кричащими синкопами, от которых у Квиллера закипала кровь и вспыхивали воспоминания. Сиамцы тоже с удовольствием его слушали. Уши у них стояли торчком, они наскакивали друг на друга, дрались, возились — словом, наслаждались жизнью.
Когда Квиллер для успокоения совести заскочил на неделе в книжный магазин, Джад Амхёрст пожелал высказать свои соображения по части Литературного клуба:
— Настало время забыть о лекторах из Центра, которым приходится платить за выступление, а потом отменять его в последнюю минуту. Мы можем обойтись собственными силами.
— Прекрасно! Пруста, во всяком случае, я никогда не любил! Что конкретно вы предлагаете?
— Больше участия в работе самих членов клуба. Помните, как Гомер Тиббит любил ковбойскую лирику Фрэнка Деспреза? А Лайл Комптон постоянно цитирует «Разбойника» Альфреда Нойеса[28].
— Он и мой любимый поэт. Он был атлет, и в его поэзии есть что-то атлетическое.
— Лайл говорит, от его сюжетов веет вечной темой «полицейских и грабителей».
— А как он использует повторы! — И Квиллер процитировал: — «Он ехал, и сбруя сверкала… Сверкнул пистолет в темноте ночной… Сцепились они в смертельном бою, слепит их сверкание сабель».
Примчался Данди и обвил собой Квиллерову лодыжку.
Ежегодный переезд Квиллера из амбара в кондо обсуждался в Пикаксе так же, как парад Четвёртого июля. Типография печатала сотню уведомлений, а студенты надписывали конверты. Миссис Мак-Би пекла зимний запас сухого шоколадного печенья. Друзья, соседи, братья-газетчики и деловые партнёры — все были вовремя проинформированы. А в день отъезда сиамцы неизменно сбегали и прятались.
Тем не менее переезд всегда проходил успешно и домашнее хозяйство Квиллера на следующие полгода перекочевывало в «Ивы».
Уже за полночь Квиллер записал в своём дневнике:
Как хорошо возвратиться в сельскую тишину «Ив»!.. Я высвистал к себе шефа Броуди пропустить рюмочку за мой отъезд. Он обещал присмотреть за амбаром. Побывал у Мегги Спренкл — вернул ей Ледфилдову запись и выпил последнюю в этом сезоне чашку её славного гая. «Славный», по моему мнению, тут вполне заменяет понятие «слабый», дай ей бог здоровья.
На автоответчике оказалось послание от Дейзи Бэбкок: «Извините за беспокойство, Квилл, но при переезде в офис я обнаружила предмет, который ставит меня в трудное положение, и Фредо посоветовал попросить вас взглянуть на него. По телефону я не хочу о нём говорить».
Вопросы без ответа всегда нервировали Квиллера, и, прочтя послание Дейзи, он плохо спал. Сиамцы, наоборот, спали очень хорошо. После шести месяцев в круглом амбаре они с удовольствием осваивали прямые стены и прямые углы дома в «Ивах». Кондо имели открытую планировку; спальни выходили на балконы, а стеклянная стена высотой в два этажа смотрела на лужайку и ручей. Перед камином друг против друга стояли два кресла с подушками, а напротив — большой закусочный стол на лохматом, грубого ворса ковре. Он вполне мог служить посадочной площадкой для рожденных летать сиамцев, совершавших затяжные прыжки с балкона на пол.
Квиллер велел им вести себя хорошо, и невинное выражение глаз, с каким они провожали его, убеждало, что никакие озорные помыслы в этих маленьких хорошеньких головках никогда даже и не зарождались.
«Ивы» находились от центра Пикакса дальше, чем амбар, и Квиллер отправился туда на машине, припарковавшись позади Зала Гомера Тиббита. Обходя здание, он раскланивался, отвечая на приветствия и обычный вопрос: «Как поживает Коко, мистер К.?»
Он поднялся в офис Дейзи. Приемная перед её кабинетом была забита картонками, заготовленными под «коллекцию» выброшенных вещей. Дверь в кабинет оказалась открытой. В нём громоздилась ещё одна гора коробок. Дейзи разговаривала по телефону. Она махнула Квиллеру рукой, приглашая войти, и указала на стул. На проводе был её муж.