Три капитана - Сергей Челяев

Меня в моем решении поддержал и Васильев, КБТ (криобиотехник).

КБТ — важнейший член экипажа фотонного звездолета. А вовсе не я, как бы мне ни хотелось обратного.

Именно КБТ отвечает за гибернацию. За то, чтобы каждый член экипажа разместился в своем гробу хрустальном со всем возможным комфортом. Чтобы уход в физиологическое запределье, в управляемую летаргию, прошел не как-нибудь, а за-ме-ча-тель-но. И, главное, чтобы потом, спустя сотни и тысячи дней, все мы раскрыли глаза и наши легкие, расправляясь, сделали первый вдох. Не судорожный, не свистящий! А самый нормальный, обычный вдох.

Вспоминаю нашу первую встречу…

Васильев был для меня человеком совсем новым, в деле непроверенным. Я с ним обстоятельно побеседовал. Нашел, что мне весьма импонирует его позиция сугубого прагматика, в чем-то даже педанта. Именно таким я и хотел видеть своего криобиотехника — трезвым, расчетливым, хладнокровным, умеющим всегда встать над эмоциями.

На первой встрече с экипажем «Звезды» Роберт — так зовут Васильева — сказал:

— Обеспечивать жизнедеятельность двух десятков человек в течение восьми тысяч суток на борту такого большого космического корабля как «Звезда» современная техника, в принципе, может. Но рисков слишком много. Поэтому основную часть времени каждый из нас пролежит в гибернации. Как на пути туда, так и на пути назад.

Он окинул внимательным взором всех космонавтов.

— Вы ведь, надеюсь, собираетесь еще и возвратиться, нет?

Ответом ему было всеобщее оживление в кают-компании, имитировавшей соответствующий отсек «Звезды», и усмешки космонавтов, людей в большинстве своем бывалых и тертых.

— А как же принцип наноаквариума? — Осведомился лингвист Щедриков. — Ведь вроде бы научились запускать на борту кораблей все вещества по замкнутому циклу регенерации? Особенно сейчас, когда бортовые реакторы могут обеспечивать всё это энергией в течение десятилетий?

Щедриков задал свой вопрос совершенно спокойно, без вызова и подначки. Еще один кирпичик в стену моей уверенности, что психологический климат в экипаже будет умеренно континентальным.

И все же я с удовлетворением отметил, что вопрос задал человек, не входящий в первый десяток списка личного состава, человек, относящийся к «пассажирам». Ведь в первом десятке значатся люди, без которых корабль не переживет даже минимальных поломок.

Вопрос был все-таки из области любительщины, и Васильев ответил в присущей ему манере: по существу.

— К сожалению, Георгий Владимирович, — (уже к первой встрече Васильев знал всех членов экипажа «Звезды» по имени-отчеству), — полная рециркуляция кислорода и жидкостей вкупе с нашими плантациями, оранжереями и белковыми синтезаторами — это всё вместе достаточно капризная штука. Никто не даст полной гарантии, что система не разладится и мы сможем прожить на «Звезде» безбедно полтора десятка лет. А потом еще столько же в ходе возвращения. Поэтому, не вдаваясь в детали, скажу главное. Реалистический инженерный расчет сделан таким образом, чтобы наш экипаж, в случае чего, смог некоторое время поддерживать работоспособность при условии полного выхода из строя СЖО. Вне зависимости от состояния оранжерей, белковых синтезаторов и водоочистителей мы сможем питаться, упрощенно говоря, тушенкой, шоколадом, витаминами и питьевой водой из резервных баков. В действительности же наш рацион составлен из ста семидесяти различных наименований. И вот такого рода рацион рассчитан на 600 полетных дней. И еще на 600 дней пребывания в целевой системе.

— А если возникнет необходимость пробыть в целевой системе, скажем, 700 суток? — Спросил кто-то из дальнего угла кают-компании.

— Если возникнет такая необходимость… — Васильев сделал паузу.

Лицо криотехника было бесстрастным и строгим, как у Пекарева, преподавателя математики в академии, которого я запомнил на всю жизнь благодаря его упорному, прямо-таки маниакальному пристрастию вызывать к доске кадетов исключительно на букву «Н».

— …Если возникнет такая необходимость, — повторил он, — то на обратном пути одно из двух. Либо оранжерея нас все-таки прокормит, либо придется совсем не вылазить из гибернации… Сократить вахты до трех человек, до двух… Так что будем дружить, — подытожил Васильев и неожиданно подмигнул аудитории.

На сей раз ответом ему было всеобщее молчание.

Впрочем, Васильев и не нуждался в комментариях. А сразу по окончании встречи он представил мне список предложений по первой полетной вахте. В списке бодрствующих значился и я.

«Что ж, кажется, сработаемся», — подумал я тогда.

* * *

Первая вахта «Звезды», открывшаяся в День-36 после того как большинство членов экипажа легло в тестовую гибернацию, включала меня, первого пилота, инженера-двигателиста Каплана и старшего инженера Изюмцева.

В ведении Каплана находились все двигатели корабля, но в первую очередь, конечно, ГЭУ, то есть субсветовой фотонный движок. Ну а в ведении Изюмцева находилось вообще всё, включая и ГЭУ тоже!

С Эдиком Изюмцевым у меня были три совместных межпланетных полета и один спецрейс, назначение и цели которого раскрыть по сей день не имею права. Во всех этих полетах Эд проявил себя суперпрофессионалом и опытным эксплуатационщиком космической техники, знающим до последнего винтика любой корабль и способным держать ответ за каждый его агрегат.

Но Изюмцев был не просто хорошим эксплуатационщиком. Был он настоящим подвижником, неукротимым покорителем космоса. В самые критические минуты Эд показывал себя настоящим мужиком, верным товарищем и одновременно — авторитетом для всех, не слабее даже моего собственного, командирского. Поэтому когда я узнал, что старшим инженером на «Звезду» поставлен Изюмцев, на душе сразу потеплело. Я твердо знал: случись что, и он первым встанет во главе борьбы за живучесть «Звезды», а если потребуется, то и за спасение экипажа.

А еще у него был Пятый Ключ.

Что такое ключи на звездолете? Это то, без чего не работают органы управления и не запускаются двигатели.

Если у вас нет ключей — вам в ходовой рубке делать нечего.

Когда я впервые увидел их, еще будучи зеленым кадетом, я поначалу толком даже не понял, что передо мной. Две пластиковых карты и два ключа. Все вместе прошиты общим стальным тросиком.

Конечно, не очень-то похожи они на привычные каждому железки, открывающие механические дверные замки, но вполне себе ключи — с самым традиционным геометрическим рельефом бородок.

— Ключи вставляются соответственно в гнезда, — пояснял наш преподаватель астрогации по фамилии Слепаков, которого мы прозвали Соответственным. — В другие гнезда соответственно вставляются пластиковые карты. С магнитных лент и чипов карт производится считывание кодов и тогда система управления разблокируется. Самым, как говорится, соответственным образом.

Для себя я, кадет Петр Надежин, тогда уяснил раз и навсегда: разных там фокусов и валидаций по глазным хрусталикам и отпечаткам пальцев на серьезной космической технике нет. Вся эта оптическая угадайка — для научно-фантастических романов и их читателей. Соответственно!