Невеста принца и волшебные бабочки - Любовь Черникова

Я искренне порадовался, что вчера она была одета по-другому. Будь на ней, как сейчас, форма Академии, вряд ли Ханимус успел бы ее уберечь.

На мгновение наши взгляды скрестились, и меня обдало холодом. Вчерашний поступок предстал в ином свете. Зачем эта записка? Цветок, ради которого я, расходуя остатки сил, прыгнул тенями на самую южную точку границы с Арендоллом и едва сумел вернуться? Придурок и позер! Достаточно было просто попросить кого-то из парней передать ей книги.

То, что вечером казалось правильным и искренним, теперь мнилось глупостью.

Если не безумием.

Впрочем, сейчас все решится.

– Лорд Яррант, Оэльрио.

Ханимус Каррэ поднялся навстречу, приглашающим жестом указывая на уютные кресла с высокими спинками. Его рука осторожно подтянула мой рапорт к себе. Пальцы прижали листок к столешнице.

Коротко поклонившись старшему по званию, как предписывал устав, я замер в прежней позе: руки по швам, ноги на ширине плеч, взгляд прямо и в никуда. Хотя вот с этим явно сегодня проблемы. Я то и дело косился на вошедших.

Что-то казалось неправильным.

Теневой маг не выглядел разгневанным, он коротко окинул меня привычным одобрительным взглядом и снова обратил его на Ханимуса, усаживаясь в кресло. Его дочь, проигнорировав предложение, осталась стоять подле отца, старательно изображая равнодушие. Но от меня не укрылось, как она украдкой поглядывает в мою сторону. В ее глазах не отражалось ни ненависти, ни презрения, ни желания мне отомстить. Лишь легкое недоверие и как будто обида.

Не могу сказать, что меня это расстроило, хотя и настораживало. Не хотелось бы лелеять ложных надежд, это может плохо закончиться.

Сейчас я чувствовал себя отдохнувшим, да и соображал не в пример яснее, чем вчера.

И да!

Мне не хотелось ничего менять.

Я не хочу в ссылку!

Не хочу, чтобы меня казнили как преступника. Я всегда думал, что погибну на службе, но не с позором, а с честью…

Как-то не вовремя я дал волю мыслям, которые до сих пор загонял в дальний угол: «Что, Верд, признался? Тебе легче?»

И все же ничего не могу с собой поделать. Жажда жизни именно сейчас стала просто непереносимой.

Жаль, что у меня не было времени, чтобы спокойно поговорить с леди Оэльрио. Извиниться по-настоящему. Объяснить. Не хочу, чтобы она считала меня чудовищем. Показать, что я и мой зверь – разные… Почему-то именно это сейчас казалось самым важным.

Я вдруг осознал, что уже некоторое время смотрю прямо в бирюзовые глаза, будто пытаясь взглядом выразить, все что у меня на душе.

Внезапно они сузились и… леди Оэльрио показала мне язык!

От неожиданности я поперхнулся и самым глупым образом закашлялся.

– Что с вами, Верд?

Жестами показал «все нормально», но никак не мог сдержаться.

– Выпей! – Ханимус протянул мне стакан воды.

Я взял, расплескивая на форму и на ковер щедро налитую влагу. Ну и, скажите на милость, как это мне поможет? Разве что захлебнусь окончательно и не буду дальше позориться? Интересно, этот поступок можно приравнять к трусливому бегству от собственной незавидной участи?

«Верд, ты и тут облажался!»

Я был зол на себя, но не мог остановиться, лишь краснел и хватал воздух, прижимая руку ко рту, чтобы разразиться новой порцией сдавленного кашля.

Краем глаза заметил, что девчонка едва сдерживает смех. Великая Мать! На ее лице написано… удовлетворение? Да она же открыто радуется моему позору! Эта мысль почему-то показалась добрым знаком. Может, наказание не будет столь суровым? Может, Ханимус перегнул палку? Великая Мать! О чем я думаю? Будто не знаю устава…

Наконец я смог унять кашель и, извинившись, вновь застыл с каменным лицом.

– Сатем, – ректор взял в руки мой рапорт, явно не зная, как начать непростой разговор, – я позвал тебя, чтобы…

Лорд Яррант заинтересованно наклонил голову.

Он что, правда не знает?!

И тут я увидел, как Оэльрио глазами сигналит Ханимусу и отрицательно мотает головой, но так, чтобы не заметил отец.

Не может быть! Так, лорд Яррант действительно не в курсе, и она не хочет, чтобы он знал?! Мне с трудом удалось сохранить на лице спокойное выражение.

Ректор замолчал и уставился на нее непонимающим взглядом. А она на миг сложила руки в мольбе, а потом прижала палец к губам.

Красноречивей уже просто некуда!

Советник что-то заметил в этих молчаливых переговорах и повернулся к дочери, на лице которой уже сияла такая лучезарная улыбка, что могла растопить все ледники Файбарда и утопить там всех к лесным бесам.

Да что там Файбард! Кажется, дал трещину лед, столько лет сковывающий мое сердце… Я шумно вдохнул и вновь чуть не подавился воздухом, ошарашенный собственными ощущениями.

Кажется, Ханимус понял ее просьбу, потому что не к месту предложил:

– Сатем, желаешь что-нибудь выпить?

– Ханимус, так о чем ты хотел сказать? – привычно попытался вернуть разговор в прежнее русло советник и красноречиво посмотрел на часы. – Через десять минут я должен быть у Императора.

Ректор бросил на меня беспомощный взгляд. Нет. Прости, Ханимус. Я понимаю, что всем бы было проще сделать вид, что ничего не произошло, но мне с этим жить.

Решившись, я едва успел открыть рот, как леди Оэльрио, грозно хмурясь, показала мне кулак. Бирюза ее глаз колола острее шипов поркупинского томата, с которым я «познакомился» в Арендолле.

– Ханимус? – поторопил советник, поднимаясь с кресла.

И в этот момент я понял, как поступлю.

Я виноват перед леди Оэльрио. А значит, ей и решать.

Не ректору.

Не советнику.

Ей.

Подчинившись, я первым опустил взгляд. Мне показалось или она выдохнула?

– Папа, – радостно зазвенел ее голос, – ну как ты не понимаешь? Верд Аллакири – тот самый воин, который меня спас. Вчера мы не смогли его поблагодарить, думаю, сейчас подходящий момент.

Сказать, что я удивился, это ничего не сказать.

– Да, – многозначительно кивнул Ханимус и будто невзначай смял в кулаке мой рапорт. – Верд и его отряд не только спасли вашу дочь, но и все это время верно служили Эрессолду, оберегая Академию Великой Матери от опасностей.

– Спасибо! – пискнула Оэльрио и неожиданно для всех бросилась мне на шею.

Нежный цветочный аромат духов, легкий – шампуня от всколыхнувшихся волос, запах ее кожи. Маленькие крепкие ручки, будто хотели меня придушить…

Ментальный щит, который я едва успел вскинуть, чтобы отгородиться от всех возможных эмпатов вокруг, сделал меня на первый взгляд не более эмоциональным, чем гранитная урна, в которую из рук ректора полетел смятый листок.