Ее последний вздох - Роберт Дугони

И опять Кларидж проявил осторожность.

– Объявляя о создании специальной группы, я скажу, что ФБР будет оказывать нам помощь в нашем расследовании. Так вы и детектив Кроссуайт сможете держать их на расстоянии, а когда вам будет нужно, привлекать их ровно настолько, насколько это будет необходимо.

Начальник взглянул на часы.

– Мне надо готовиться к пресс-конференции.

Когда Кларидж и Мартинес вышли, Ноласко обратился к Трейси:

– Список людей, нужных тебе для участия в опергруппе, должен лечь мне на стол прежде, чем ты отправишься домой. И в нем должно быть не пятьдесят человек. Пятнадцать максимум. Это вам не новый Риджуэй. Работайте. Мы уже ему проигрываем, и я не хочу, чтобы и дальше так было. Ищите ублюдка.

Когда Ноласко ушел, Кинс сказал:

– Умеет он мотивировать, верно? Уинстон Черчилль рядом с ним отдыхает.

– К сожалению, он прав, – сказала Трейси. – Этот парень уже опережает нас на много шагов, и что-то, по-видимому, подогревает его желание убивать. Если мы не поймаем его в ближайшее время, то новый Риджуэй у нас будет.

Жирные обертки от гамбургеров валялись в машине. По пути Кинс останавливался у Дика на Кэпитол-хилл, в фастфуде для клиентов на колесах, куда стекались старшеклассники и студенческая братия со всего Сиэтла в поисках жрачки подешевле. Единственное, что нравилось Трейси в этой забегаловке, – это что коктейли здесь все еще делали из настоящего мороженого и закрывалась она в час ночи.

Дэн позвонил в тот момент, когда трубочка для коктейля в стакане Трейси забилась кусочком клубники. Такой поздний звонок, скорее всего, означает, что он видел выступление Клариджа, в котором тот заявлял о создании опергруппы, и новостной сюжет Марии Ванпельт, в котором Ширли и Лоренс Беркман поносили полицейское управление на чем свет стоит за то, что те не сделали этого раньше, и теперь хочет убедиться, что с Трейси все в порядке.

– Могу приехать переночевать у тебя, – сказал Дэн.

– Предлагаешь секс из сострадания?

Кинс за рулем фыркнул и улыбнулся.

– Вовсе нет, – сказал Дэн. – Мой арбитраж начинается не раньше десяти утра. Эти парни ходят на работу как банкиры – не спеша. Правда, я не знаю, может, тебе нравится секс из сострадания – тогда обращайся.

Трейси засмеялась – после долгого, полного огорчений дня это было приятно.

– Увы, мы все еще на работе.

– Как твой адвокат я надеюсь, что они платят тебе сверхурочные.

– Как продвигается арбитраж?

– Медленно. Советник защиты бьется за каждое слово. Я уже начинаю подумывать, не перейти ли и мне на почасовую оплату.

– И продать свою душу?

– Эти парни берут за час столько, что потом легко можно купить новую. Как насчет пятницы, все еще в силе?

– Только если ты еще в сострадательном настроении.

– Шутишь? Сострадание – моя основная специальность. Есть какие-нибудь идеи, чем займемся?

– Есть, даже несколько.

– Ты меня убиваешь. Ты это знаешь?

– До пятницы. – Она нажала отбой и опустила телефон в карман куртки. Кинс поставил стакан с шоколадным шейком.

– Секс из сострадания? И как это работает?

Она не удержалась от ухмылки.

– Потом расскажу.

– Надо рассказать об этом Шанне, – добавил Кинс.

– Дела все еще плохи?

– Общаемся, как корабли, расходящиеся на реке в ночи. У нас непростой период. И от этого не легче.

– Ничего, все выправится.

– Она поговаривает о том, чтобы отвезти детей в Сан-Диего, в гости к сестре.

– Звучит неплохо.

– Сейчас учебный год, Трейси.

– Ой.

– Я слишком много всего пропустил в последнее время – игры с детьми, обеды с друзьями. Она чувствует себя матерью-одиночкой.

– Так смывайся домой почаще. У нас теперь будут люди, будет на кого переложить ношу.

– Да, наверное. Ну а ты как? Тебе нравится этот парень?

Она пожала плечами, но тут же обнаружила, что улыбается.

– Я не тороплюсь.

– Значит, сострадательный секс – это не торопясь? Черт, мне и впрямь надо бы этому научиться.

– С тех пор как я вернулась из Седар Гроув, мы встречаемся урывками. Я боюсь, что, когда мы начнем проводить больше времени вместе, он быстро поймет, что все это лишь очаровательный фасад.

– А у тебя и фасад есть?

– Пошел ты.

– Ну как ему тебя не любить?

* * *

Обрывки бумаги крутились и вертелись на ветру, который мел булыжную мостовую закрытого на ночь Пайк Плейс Маркет. Перед «Пинк Паласом» новый зазывала, постарше и покруче, чем тот скучающий парнишка, которого они видели тут днем, шагнул с обочины, когда Кинс подрулил ко входу. Его пятерня легла на капот машины.

– Здесь парковаться нельзя.

Кинс сверкнул на него жетоном.

– Еще будешь машину лапать, прикую тебя к бамперу наручниками. – Зазывала сделал шаг назад, примирительно подняв обе руки. – Присмотри за ней пока, – добавил Кинс, – получишь хорошие чаевые.

В «Пинк Паласе» жизнь уже била ключом, огни сверкали, музыка гремела – все тот же навязчивый пульсирующий электронный ритм евротехно, от которого у них еще в прошлый раз едва не лопнули барабанные перепонки. Две женщины трудились на сцене – азиатка с плохо прокрашенными волосами и гораздо более крупная негритянка, которая днем стояла у бара. Они приседали, широко расставив ноги, выгибались, подрагивали всем телом. Вот азиатка зацепилась ногой за шест и крутанулась вокруг него разок, мужчины вокруг сцены закричали, размахивая купюрами. Другие танцовщицы прохаживались между столиками в белье и туфлях на каблуках.

Трейси скользнула глазами по лицам мужчин, пропуская самых бойких и приглядываясь к тем, что сидели за дальними столиками, в тени, потягивая пиво или напитки покрепче. Она искала среди них того, кто держит стакан в левой руке. Искала высокого парня со светлыми волосами, в костюме. Один был в бейсболке, натянутой так низко, что глаз было не разглядеть, и, несмотря на жару в зале, в джинсовой куртке с подкладкой из шерсти. В угловой кабинке два мужика как зачарованные смотрели на почти голую женщину, которая елозила перед ними по столу.

Набиль Котар ждал их возле стойки бара, вид у него был встревоженный.

– Ладно, пошли, – сказал он.

Вслед за ним они нырнули под занавес и оказались в тесном и узком закулисном пространстве. То и дело приходилось огибать переносные металлические вешалки с экономными костюмами танцовщиц; рулоны черного электрического кабеля; неприкаянные софиты и звуковое оборудование. Котар, идя впереди, говорил через плечо: