Последняя любовь Аскольда - Наталья Шатрова

Довольный князь вышел из церкви и направился в хоромы. Скорее к любимой: обнять, расцеловать, сообщить радостную весть.

В покоях Ярины не оказалось, и он с огорчением вспомнил о том, что сам отпустил ее на весь день и ночь собирать травы и справлять языческий праздник Купалы.

Ярина и Дар с обеда ползали на коленях, собирая целебные травы. Наступили сумерки. Лес и поляны наполнились смехом, говором, песнями. Ярина, не отвлекаясь на шум, продолжала поиски, но Дар заупрямился:

– Ярина, пойдем на игрища. Давно мы с тобой не гуляли, не веселились.

– Если хочешь, иди один.

– Да как же я тебя оставлю?!

– Не беспокойся – рук на себя не наложу. А так что может случиться?

Дар потоптался в растерянности. Костры и девичьи хороводы манили его, но и оставлять сестру в одиночестве не хотелось. Сегодня она призналась ему в беременности. Советов не спрашивала. И так ясно, что ничего путного он не придумает, лишь посочувствует и пожалеет.

– Иди, иди, – улыбнулась Ярина, понимая его колебания, – справлюсь как-нибудь без тебя.

Дар, несмотря на густую бородку и крепкий мужской голос, в сущности, оставался наивным пареньком. А ведь при его появлении девицы или замирали, или смущенно хихикали. Некоторые пытались привлечь его внимание различными ужимками, способными возбудить мужской интерес. Дар не поддавался ни на какие уловки. У него была иная цель – когда-нибудь заменить волхва на капище Перуна. Но и пропускать любимые молодежные забавы он не хотел.

– Ну хорошо, – сдался юноша, – я пойду. Только ты без меня купаться не ходи. Обязательно дождись меня.

Дар поспешил к озаренной кострами поляне и вскоре скрылся из виду. Оттуда доносились оживленные голоса и смех. В эту теплую ночь лета забываются все горести. Душа веселится и отдыхает.

К середине ночи колдовских трав, которые видны только на Купалу, Ярина не нашла. Говорят, разрыв-трава, способная растворять железо, и воздушный тирлич в изобилии растут на Лысой горе. Но именно на Купалу ведьмы становятся опасными для человека, охраняя свои богатства. Несколько раз за ночь Ярина обращала взор в сторону Лысой горы, но так и не решилась пойти туда.

Пока Ярина ползала, низко наклоняя голову и поднося каждое растение к носу, чтобы понюхать и не спутать его с сорной травой, шум и гам начали убывать, молодежь разбрелась по парам. Купальские костры уже не полыхали, а еле тлели, зато замелькали факелы в лесу.

Наползавшись и нанюхавшись почти до одури, Ярина надумала искупаться. Дар так и не появился. Она походила среди оставшихся на поляне людей, но брата не увидела. Искать его в наполненном любовниками лесу Ярина посчитала неприличным и решила спуститься к реке одна.

На берегу, как ни странно, она никого не встретила. К воде клонились густые заросли. По еле заметной тропинке Ярина прошла к реке. Зачерпнула горсть воды, плеснула себе на лицо. Вода, приятно теплая, манила к себе.

Девушка сняла сапожки, стянула рубаху и бросила на песок. Вошла в воду, изредка оглядываясь на прибрежные заросли: проводить купальскую ночь с первым попавшимся мужиком ей вовсе не хотелось. Кусты стояли не шелохнувшись. Ярина успокоилась и окунулась с головой, вынырнула, отфыркалась и нырнула снова. Плавать она не умела, поэтому плескалась у берега, наслаждаясь одиночеством и покоем.

Днепр мирно нес черные воды. Откуда-то издалека долетели обрывки жалобной песни, призывающей людей не брать воду, не ловить рыбу, не косить травы на излучинах реки, потому что это все – руки, тело, косы девицы.

Ярина поняла, что начался обряд потопления Купалы.

Песня наводила на жуткие мысли. Ярине она напомнила рассказ волхва о старых временах, когда вместо куклы топили живых девушек.

Ярина невольно поежилась, оглянулась на кусты, но тут же укорила себя за глупый страх и больше на берег не смотрела.

Неожиданно раздался всплеск воды, и рядом появилась голова с облепившими ее мокрыми волосами.

Девушка вскрикнула, бросилась к берегу, но мужчина успел схватить ее за руку.

– Не пугайся, Ярина.

– Гордята! – выдохнула девушка.

С колядок воевода не подходил к Ярине, но, встречаясь с ним на княжьем дворе, она ощущала на себе пылающий вожделением взор. Сердце сладко замирало в груди, но она спешила прочь, стараясь ничем не выдать своего смятения.

Гордята властно притянул ее к себе. Обнаженные тела соприкоснулись. Ярина затрепетала. Мужчина обхватил ее голову руками и впился в рот, разжимая губы языком. Ярина не сопротивлялась даже ради приличия. Низ живота свело безумным щемящим желанием – такого она еще не испытывала.

Гордята подхватил ее на руки и вынес на берег, затем пролез в кусты – подальше от чужих глаз – и, отыскав небольшое свободное от зарослей место, бережно опустил на песок.

Земля после теплой воды показалась холоднее снега. Ярина ойкнула и вскочила. Гордята испугался, обхватил ее за плечи.

– Не уходи, Ярина. – Он принялся неистово осыпать ее лицо страстными поцелуями, но, заметив ее покорность, отпустил и внимательно всмотрелся в лицо. – Скажи, ты хочешь меня?

Девушка кивнула. Гордята успокоился.

– Подожди здесь. Я схожу принесу одежду.

Оставив Ярину в зарослях, он вылез к реке.

Ярина стояла в нерешительности: бежать или нет? Головой понимая, что надо бежать, она не двигалась, потому что сердце гнало прочь угрызения совести. Она успокаивала себя тем, что князю верность не нужна. Он все равно скоро выдаст ее замуж. Почему напоследок не потешиться? В купальскую ночь дозволено все! Боги сами велят соединять на Купалу мужское и женское начало.

Гордята вернулся. Он принес всю одежду, но в руках не уместились сапожки и лукошко, поэтому он оставил их на берегу.

Ярина как во сне наблюдала за ним. Гордята постелил на песок свою накидку из плотной ткани, присел, протянул руки, приглашая девушку к себе, и она покорно опустилась рядом. Сначала – на бедра, затем, повинуясь какому-то безотчетному порыву, легла на спину.

Гордята восторженно оглядел ее тело, мерцающее во тьме молочной белизной. Полные груди с набухшими сосками манили и притягивали.

У Ярины вдруг пересохли губы. Высунув кончик влажного языка, она облизнула их. Это движение привело мужчину в крайнее возбуждение, и с необузданностью первобытного человека он навалился на девушку, с животным хрипом прикоснулся к одной груди, затем – к другой и с остервенелостью начал мять их руками и целовать, слегка покусывая.

Его неистовый напор разительно отличался от ласковых прикосновений князя и все же не отпугивал Ярину, а возбуждал еще больше. Она извивалась и стонала под натиском рук, губ и всего жаркого обнаженного тела. Ее пальцы до крови царапали спину воеводы, требуя погасить воспламенивший ее лоно пожар, и, наконец, женщина сладострастно застонала, отдаваясь во власть безумной страсти.