Одна жена – одна сатана - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Галина взяла конверты и перед тем, как уйти переодеться, задала еще один вопрос, тревожащий ее:
– Вы хоть знаете, с чего начинать?
– Уф... – отрицательно покачал головой Валерьян Юрьевич, затем поднял на нее глаза и не слишком уверенно произнес: – Я придумаю, другого выхода у меня все равно нет.
Галина ободрила его кивком головы и легкой улыбкой, потом ушла в свою комнату, вскоре, закрыв дом на ключ, она спешила к шоссе.
Стоя у бассейна с осетровыми трехлетками, Панасоник с видом истинного знатока говорил двум рабочим:
– Градусы температуры желательно держать... – Он провел ребром ладони по воздуху, не запомнив дословно фраз Валерьяна Юрьевича. – Я проверю, ага.
– Да знаем мы, знаем, – сказал немолодой рабочий.
– Я для напоминания. Ишь, как плещутся... – заулыбался он, глядя в воду. – Мать честная, прям кишат...
Панасоник застрял на середине фразы, так как в бассейн вошли сыновья Валерьяна Юрьевича и зять, которых он побаивался, уж слишком они напористы. Привели они с собой еще одного мужчину, все окружили бедного Панасоника, причем встали по-хозяйски, кто скрестил руки на груди, кто держал их в карманах, кто на поясе, но все четверо поставили ноги широко, будто надсмотрщики в лагере для заключенных. А рожи так и вовсе фашистские, мол, не сбежишь, мы тебя сейчас каленым железом пытать будем. Панасоник порядком струхнул, не представляя, какую пакость приготовили сыночки с зятьком, его глаза остановились на незнакомце.
– Следователь Береговой Константин Михайлович, – представился мужчина, доставая из кейса некий предмет в целлофановом пакете.
Панасоник втянул носом воздух, чтоб разбушевавшееся сердце унять, все же он не имел навыков общения с образованными людьми, со следователями тем более, и его охватил панический трепет. Он тоже назвал себя:
– Деревянко Тарас Панасович. По какому такому вопросу?
– Вам знакома эта бейсболка?
Панасоник немного наклонился к пакету, тут же выпрямился и ответил:
– Так это... ага. На Валерьяне Юрьевиче эту кепку видал.
Разумеется, беглец и его помощник не предполагали, что бейсболка, которую Панасоник называл кепкой, очутится в руках следователя. Когда пришвартовывали лодку на стоянку, с головы Валерьяна Юрьевича слетел капюшон. Как-то так получилось, что и кепка упала в воду, ее не нашли, впрочем, толком и не искали.
– Как он ее потерял и где? – задал следующий вопрос Береговой.
Панасоник часто заморгал веками, соображая, какой дать ответ. Дело в том, что лгать ему приходилось крайне редко, он боялся запутаться. Потому брал время на обдумывание, следуя главному совету Валерьяна Юрьевича – шариками шевелить, прежде чем что-либо ляпнуть. Но вопрос следователя натолкнул на ответ:
– Так не при мне он это... Не-не, при мне не терял.
– То есть вы не знаете?
– Не, не знаю, ага. А где потерял?
– Ее нашли недалеко от того места, где был обнаружен катер Валерьяна Юрьевича. Примерно в километре и в камышах...
– В километре от чего? – осведомился Панасоник.
– От местонахождения катера. Вам не кажется странным его исчезновение?
– Так э... найдется, – заверил Панасоник.
– А когда вы узнали, что он пропал?
– Здеся. Мне вон они сказали, ага, – указал Панасоник на сыновей и зятя. – Я приехал... на такси, между прочим... зашел в кабинет... а тут они...
– Как утверждает Владимир Валерьянович...
– Этот, что ли? – сделал кивок головой Панасоник в сторону старшего сына.
– Этот, этот. Так вот он утверждает, вы сразу заявили, что назначены на место генерального директора и будете вместо Валерьяна Юрьевича. Значит, вы, перед тем как приехать в хозяйство, уже знали, что Валерьяна Юрьевича нет?
Панасоник скосил глазами в одну сторону, в другую, по виду молодчиков понял, что следователь расставляет ему ловушку. Одно его успокаивало: он ни в чем не виноват, а Валерьян Юрьевич жив. Правда, об этом знать никто не должен, что, конечно, усложняет дело, но со сложностями ему не раз приходилось встречаться, уж как-нибудь преодолеет. Панасоник культурно откашлялся – в кулак, расправил плечи и эдак весомо, с чувством собственного достоинства отрезал:
– Меня назначил Валерьян Юрьевич. Это мое первое вам заявление. Он сказал, что когда его не будет, хоть час, хоть день, всегда я остаюсь заместо его. Это мое второе вам заявление.
– Ваньку валяет, – вставил Владимир.
– А вот вам третье мое заявление, – назидательно поднял указательный палец Панасоник. – Валерьян Юрьевич придет, у него расспрашивайте.
– Я и хочу выяснить, где он, или... его тело.
– Его тело с ним, – отрезал Панасоник. – А чего от меня вам надо, я никак не пойму.
– Мы подозреваем, что Валерьян Юрьевич убит. Скажите, где вы были двадцать третьего мая вечером?
– А че тогда было?
– Ливень и гроза.
– А... – заулыбался Панасоник. – Дома я был.
– Кто это подтвердит?
– Сосед. Ко мне сосед заскакивал. Бруня. По фамилии Бруньков. Морда у Бруни – во! – показал растопыренными пальцами Панасоник, однако никто не отреагировал. – Ага. И это... выпить сильно любит.
– Проверим, – сказал следователь. – А как случилось, что Валерьян Юрьевич назначил вас директором?
– Доверяет, значит. Дружбаны мы с ним большие. Давно.
– Странно, никто вас с ним не видел.
– Так вот он я.
Озадаченный следователь не стал больше мучить Панасоника и мучиться сам, двинул к выходу, за ним – толпа сыновей без вести пропавшего. За территорией крытого бассейна Владимир вознегодовал:
– Вы оставите его здесь? Разорять наше производство?
– А я пока ничего инкриминировать ему не могу, – идя к зданию управления, спокойно сказал Береговой, которому не нравился напор сыновей.
– Как это? – вскипел и Мирон. – У него есть мотив... Этот сморчок убил нашего отца, чтоб залезть в наш карман. Немедленно засадите его за решетку!
– Мотив? – Береговой остановился, он переводил взгляд, подолгу задерживая его на каждом из четверки. – Мотив есть. Но он есть и у каждого из вас. Помимо мотива должны быть и улики, а их, кроме бейсболки, нет. Таким образом, вы предлагаете всех вас засадить за решетку с мотивом и без улик?
– Что вы сказали? – опешил Владимир. – У нас мотив?! Вы нас подозреваете?
– А почему я должен делать исключения?
– Нет, это... черт знает что! – взмахнул руками Клим. – Вы соображаете? Мы, выходит, убили своего родного отца?