Перезагрузка. Перепиши свою историю – измени жизнь - Джим Лоэр

Барбара Фредриксон из университета Северной Каролины и Марсиал Лосада из католического университета Бразилии, занимающиеся изучением динамики деловых отношений, пришли к выводу, что бизнес-группы преуспевают, когда коэффициент позитивности превышает 2,9, и начинают разваливаться при коэффициенте более 11,6.

Эти исследования подтверждают то, что я уже отмечал раньше, когда начинал работать с теннисистами. Работая над техникой удара с молодыми теннисистами, я по большей части старался избегать положительных отзывов. Я считал, что именно так поступают хорошие тренеры и что это наиболее эффективный способ для моих учеников приобрести устойчивые механические навыки. Я ошибался. Постепенно я стал замечать, что мое постоянное внимание на ошибках в технике моего студента блокировало весь процесс обучения. Я понял, что следует сочетать критику с одобрением (так как у меня уже много лет были дети, я мог бы заметить, что общий баланс, годившийся для моих детей, подошел бы и другим молодым людям). Меня осенило (за годы до того, как исследования ученых обеспечили дополнительное подтверждение), что этот баланс составлял примерно 4 к 1. За каждую корректировку удара игрока я должен был вознаградить его четырьмя замечаниями о том, что он делает хорошо. Я должен был быть на четыре части человеком, который поддерживает, и на одну часть – критиком.

Таким образом, очевидно, что баланс между правдой и оптимизмом – очень деликатная штука. Уклон в оптимизм, если он значительно оторван от реальности, может быть столь же вредным для истории человека, как и уклон в пессимизм. Когда мы значительно отрываемся от реальности, оптимизм, который привел нас к этому, заслуживает нового имени – отрицание.

Будучи авторами собственной истории, мы определяем не только содержание, но и тон. Хотя несколько страниц назад я предположил, что при возможности выбора большинство из нас выберут оптимизм, мы не обязательно должны быть оптимистичны по природе. Без сомнения, в то время как полезность плацебо подтвердилась бесчисленным множеством исследований, менее известные исследования ноцебо (злого близнеца плацебо, инертных таблеток, которые, как верит пациент, могут причинить вред или неприятности) демонстрируют, что оно тоже работает. Нет необходимости говорить, что мозг – очень мощный инструмент. Каждый может с легкостью перейти к созданию как необоснованно негативных историй, так и несбыточно положительных.

Чтобы уничтожить старые истории, мы должны двигаться вперед в рамках положительного восприятия, при этом сохраняя способность оценивать наши истории непредвзятым взглядом: чтобы обнаружить ложь и манипуляции; чтобы опознать наши попытки делать предположения, зачастую ложные; чтобы уловить наше стремление к оптимизму или пессимизму, которое может исказить тон наших историй.

Легко сказать, но трудно сделать. Проблема в том, как достичь этого баланса. Наше обучение в раннем возрасте настолько мощное, имеет настолько гипнотическое воздействие, настолько проникает в подсознание, что часто тяжело понять даже, является ли история, которую вы рассказываете, действительно вашей.

Он был воплощением всеобщего представления об идеальном мужчине: по-калифорнийски красивый, глава собственного многомиллионного бизнеса, гарвардское образование, замечательные жена и дети, превосходный гольфист, лицензированный пилот, человек с безграничной энергией. Казалось, он преуспевал во всем, за что брался. Бизнесмен, семьянин, настоящий мужчина. У многих он возбуждал зависть, потому что воплощал все самое-самое – наполненную жизнь, о которой мечтает каждый из нас.

Когда Стив Б. приехал к нам в декабре 2005 года, мы с ним моментально подружились. Он был одним из тех редких людей, с которыми приятно просто находиться рядом.

Но я прочитал его биографию, которую он, как и все, предоставил нам, и на второй день во время перерыва не мог не поделиться с ним своим наблюдением.

– Должно быть, я где-то заблуждаюсь, Стив, – сказал я. – Я увидел все твои достижения, твои мечты и твою потрясающую способность упорно добиваться цели. Я нашел все. Но никак не могу найти радость.

Ему будто бы перерезали артерию. Он молчал, и в его глазах отражался страх. Позднее, переварив мои слова, он сказал, что они, словно лазер, прожгли его кожу, кости, сердце и попали прямо в душу. Когда в ближайшие два дня мы находили возможность пообщаться, мы говорили об отсутствии радости в его жизни. Я говорил, что надо максимально научно подходить к этому: добраться до настоящих причин отсутствия радости, прежде чем применять какие-либо осмысленные корректирующие действия. Я сильно давил на него. Я удивлялся, почему при такой очевидно счастливой и впечатляющей жизни он временами как будто бы не испытывает никаких чувств. Внешнее и внутреннее просто не совпадают. «При том, чего он достиг в свои пятьдесят три года, – спрашивал я себя, – почему бы ему не сидеть с большой кубинской сигарой и не размышлять о радости в его жизни?»

Я давил еще больше. Что-то за этим крылось. Я был знаком со множеством успешных, энергичных людей и в большинстве случаев довольно быстро мог уловить источник напряжения. Оно могло пришпориваться низкой самооценкой, или отвратительным разводом родителей в самое неподходящее время в детстве, или плохими взаимоотношениями с родителями, или тем, что не взяли в Команду всех звезд[10]… В случае Стива ничего подобного не было. Что же тогда? По мере того как он говорил, а я давил, я вспомнил, что он писал в своей биографии о своем отце. Стив постоянно находил способ упомянуть отца в разговоре. Его отец был его наставником, ролевой моделью, лучшим другом; кажется, в его жизни не было человека, к которому он питал бы большее уважение и любовь. Они вместе играли в гольф, у них были общие друзья. Стив работал в бизнесе по вулканизации резиновых изделий, основанном отцом тридцать пять лет назад, и в конце концов возглавил его. За двадцать лет после того, как отец Стива умер от рака в шестьдесят восемь лет, бизнес значительно вырос, но едва ли можно сказать, что Стив, президент и глава компании все это время, сделал для компании очень многое, – определенно не столько, сколько сделал для нее его покойный отец.

– Стив, – спросил я, снова погружаясь в размышления, – чей голос постоянно дает тебе советы?

Снова перерезанная артерия, снова взгляд раненого оленя.

– Что ты имеешь в виду? Чей голос? – сказал он слабо.

– Этот властный голос, этот безжалостный критик, – сказал я. – Он идет откуда-то.

Нам пришлось прерваться, так как у их группы по расписанию были занятия в спортзале, и Стив, дрожа, ушел на спорт. Через полчаса, когда я работал в своем кабинете, Стив просунул в дверь голову. Он был на грани того, чтобы разрыдаться.

– Это голос твоего отца, – сказал я настолько мягко, насколько это было возможно.

– Да, это он, – ответил Стив и заплакал.