Душа сутенера - Чингиз Абдуллаев

— Десять минут, — заверил его Кудлин, — япопрошу девочек принести вам кофе. Только десять минут.

Он вызвал по селектору секретаря Рашковского и попросилпринести кофе для гостя. После чего они вдвоем, вместе с хозяином кабинета,прошли в другую комнату, находившуюся рядом. Здесь были личные апартаментыРашковского. Кудлин, пропустив вперед Валентина Давидовича, закрыл дверь.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Рашковский.

— Плохо, — признался Кудлин, — если онирешили прибегнуть к подобному методу, значит, чувствуют себя «на коне». Оченьплохо. Но нельзя поддаваться на шантаж. Ни в коем случае. Иначе мы потеряем всенаши позиции.

— Тальковскому, видимо, стало известно, что мы передалипрезиденту информацию о его махинациях в Австрии, — предположилРашковский. — Я думаю, что наш материал ему очень не понравился.

В руководстве Службы внешней разведки были люди Рашковского,они и «получили» информацию о действиях Тальковского и передали ее президенту.

— Если бы он был уверен, что сможет заблокироватьрешение кабинета министров на уровне премьера или президента, он не стал быприбегать к подобным методам, — продолжал Рашковский.

— Верно, — согласился Кудлин, — поэтомурешение все равно будет принято в нашу пользу. Нужно только исключить на времяиз этого процесса Лепина, чтобы не подставлять его. И конечно, разобраться сэтой пленкой и с теми, кто делал запись.

— Это легче всего, — отмахнулся Рашковский. —Но что делать с Лепиным? Как-то надо вывести его из-под удара.

— Нужно, чтобы сегодня его не было на заседанииправительства, — предложил Кудлин, — чтобы решение было принято безнего. Пока Тальковский будет решать, что предпринять, мы найдем всех, ктоучаствовал в записи этой кассеты.

— Согласен, — кивнул Рашковский, — Но как мыможем не пустить Лепина на заседание правительства? Это же абсурд.

— У него случился сердечный приступ, — пояснилКудлин, — например, ишемия или микроинфаркт. Об инфаркте говорить ненужно, из-за такой болезни его могут убрать с должности. А вот небольшойсердечный приступ, с которым он попадет в больницу, будет очень кстати. Сврачами из кардиологического отделения мы договоримся, это не проблема. Пока онбудет в больнице, правительство примет решение, а мы постараемся найти тех, ктонам нужен.

— Да, — согласился Рашковский, — этооптимальный вариант. Нужно объяснить Лепину, что он должен вернуться домой ивызвать «скорую помощь». Бригаду врачей мы подготовим. Я думаю, что сейчас унего сердце действительно болит. И нужно сделать так, чтобы к нему в палатуникого не пускали.

— Сделаем, — улыбнулся Кудлин.

— А ты, Леонид, должен найти всех, кто организовалвидеозапись, кто участвовал в съемках, всех, кто знает об этой кассете.Разумеется, кроме самого Тальковского. Нужно сделать так, чтобы они замолчали.Раз и навсегда. Ты меня понимаешь?

— Ты же сам сказал, что это легче всего, —напомнил Кудлин и улыбнулся.

Я вернулся в свой в офис на проспект Мира, чтобы найтиНикитина и отправить его к гимнасту. С мужчинами договариваться и сложнее, илегче. Сложнее потому, что уже после первых слов он может дать вам в морду, ина этом разговор закончится. Легче потому, что если он этого не сделает сразу,то не сделает и потом, решив, что можно договориться. Для нормального мужчиныодна лишь мысль о том, что к его жене кто-то прикоснется, неприемлема. Еслимужчина готов обсуждать условия, то он уже немного свингер, или «ограш», такзвучало это страшное слово на Востоке. Если мужчину так называли, это былонеслыханным позором, после чего нужно было убить обидчика. У этого слова нетдословного перевода. Если разобраться, то это сутенер, торгующий матерью, женойили сестрой. То есть самый отвратительный тип мужчины, какой только можетпоявиться под солнцем. Не думайте, что слово «сутенер» меня оскорбляет. Это мояработа. Но если меня назовут словом «ограш», если намекнут, что я способендоговариваться о своей матери или сестре, которой, правда, у меня нет, я бынемедленно вцепился в глотку обидчику.

В общем, Семен поедет на переговоры, и уже скоро будет ясно,согласен гимнаст на поход в клуб свингеров или нет. Никитина я нашел довольнобыстро, благо есть мобильный телефон, и отправил его по нужному адресу. Потом уменя появились новые проблемы. Пришли две девочки, которых мне рекомендовалидля работы. Одна была очень неплохая, симпатичная, пухленькая, как персик.Вторая же меня немного насторожила. Ей было никак не больше шестнадцати, а ятакими вещами не занимаюсь. Зачем мне проблемы с милицией? И тем более, зачемтакие проблемы моим клиентам?

— У тебя есть паспорт? — спрашиваю я у второйдевочки.

— Я забыла его дома, — нагло врет она, глядя мне вглаза.

Зачем мне такая дрянь, если она с самого начала меняобманывает.

— Когда принесешь, тогда и будем разговаривать, —жестко говорю я ей.

Дверь в кабинет плотно закрыта, и Раечка не слышит, о чем мыговорим.

Неожиданно девица начинает плакать.

— Мне еще полгода осталось, — хлюпает она, —возьмите меня. Я буду стараться, честное слово.

Что в таких случаях делать, я уже знаю. Достаю носовойплаток и протягиваю его девочке.

— Родители живы?

— Только мама, — говорит она сквозь слезы.

— Где работает?

— Не работает. Она инвалид второй группы. Дома сидит.

— Понятно.

Я ведь сразу оценил и ее одежду, и ее разбитые сапожки.Конечно, ей хочется к нашим девочкам; конечно, ей хочется одеваться, хорошокушать, иметь машину, квартиру. Она и не предполагает, какой страшной ценойбудет расплачиваться за все.

— Сколько тебе лет на самом деле? Только без обмана.Скажи честно.

— Четырнадцать, — всхлипывает она. Четырнадцатьлет. К серьезным клиентам возить ее нельзя. Она, конечно, не учится и несобирается учиться. А дома ей неинтересно. Голодно и тревожно. Что я долженделать? Выбросить ее на улицу? Отказать? Так она все равно будет заниматься тем,чем решила. Только на вокзалах и в подворотнях, рискуя умереть от случайнойзаразы, от удара ножом, от выпивки или наркотиков, к которым сразупристрастится. По большому счету, я спасаю этих девочек, предоставляя им хотькакую-то работу.

— Ладно, не плачь.

У меня есть знакомые женщины, которых интересуют именнотакие «нераскрытые бутончики». Хотя я подозреваю, что девочка, сидящая передомной, уже имеет немалый сексуальный опыт.

— Вот тебе номер телефона, — я показал ейзаписку, — запомни и верни мне бумажку. Позвонишь и скажешь, что от меня.Там тебя примут.

— Спасибо, — благодарит девочка и морщит лоб.