Валютные войны - Джеймс Рикардс

США были готовы пойти на уступки еще по одному поводу, который много значил для европейцев. В то время как США заявили об отказе конвертировать доллары в золото, это, тем не менее, не изменило паритет доллара и золота. Доллар все еще равнялся одной тридцать пятой от унции золота, даже в своем неконвертируемом состоянии. Увеличение цены золота в такой же степени означало бы девальвацию доллара, как и повышательная ревальвация других валют. Это было символически важно для европейцев и рассматривалось бы ими как поражение США в валютной войне, несмотря на безразличие Америки. Германия и Франция выиграли бы от этого, так как они владели большими запасами золота, а увеличение долларовой цены золота означало бы увеличение стоимости (в долларах) их золотых резервов.

Это не сильно беспокоило Никсона и Конналли; после закрытия «золотого окна» цена золота не имела значения, а девальвация, каким бы методом ни была достигнута, была всего лишь средством, чтобы положить конец этой ситуации.

К концу встречи МВФ казалось, что сочетание продолжительной возрастающей ревальвации большинства валют по отношению к доллару на иностранных валютных рынках, гибкость в отношении выбора момента сокращения торгового дефицита Соединенными Штатами и желание США намеренно поднять цену золота в долларах могли бы стать основой продолжительной валютной перестройки, согласующейся с целями Никсона.

К началу декабря завершающая фаза началась с еще одной встречи G10, собранной в роскошном Палаццо Корсини в Риме. На этот раз Конналли был готов вести дела. Он предложил среднюю ревальвацию иностранной валюты в 11 % и девальвацию доллара по отношению к золоту в 10 %. Сочетание этих двух предложений означало эффективный рост (более чем на 20 %) цены в долларах иностранного экспорта в Соединенные Штаты. Взамен США отменили бы 10‑процентный дополнительный налог.

Европейцы и японцы были в шоке: полное колебание от, предположим, 12 до 15 % могло бы быть допустимо, но 20 % были непосильны. Более того, члены G10 стали занимать позиции друг против друга. 20‑процентное колебание по отношению к доллару было бы одним делом, если бы все страны тут же так и поступили. Совсем другое дело, если, например, Великобритания ревальвирует только на 15 %, когда Германия – на все 20. Тогда Германия окажется в невыгодном положении по отношению к Великобритании и Соединенным Штатам. Франция хотела ограничить размер девальвации доллара по отношению к золоту так, чтобы в большей степени выравнять немецкую ревальвацию, в которой Франция полностью не участвовала. Ничего тут не поделаешь.

На этом переговоры, можно сказать, почти не прекращались. Через несколько дней после встречи в Риме президент Никсон встретился один на один с президентом Жоржем Помпиду на Азорских островах, где Помпиду настоял на увеличении долларовой цены золота как на части комплексной сделки. Никсон проводил беседу сонным, так как едва ли не всю ночь «болел» за любимых «Washington Redskins», футбольный матч которых показывали по азорскому ТВ в местное время. В конце концов Никсон согласился с требованиями французов, и Помпиду вернулся во Францию героем, так как заставил США уступить в таком тонком деле, как соотношение бумажных денег и золота. И все же Никсон не ушел с пустыми руками, поскольку Помпиду согласился на значительное сокращение жестких тарифов на импорт из США, наложенных европейским Общим рынком.

Предварительные соглашения, достигнутые в Палаццо Корсини и на Азорских островах, были ратифицированы двумя неделями позже «Большой десяткой» – на собрании, проведенном в историческом красном замке Смитсоновского института, соседствующем с Национальной аллеей в Вашингтоне. Место проведения дало название последующему Смитсоновскому соглашению. Доллар был девальвирован примерно на 9 % по отношению к золоту, а крупнейшие валюты были ревальвированы между 3 и 8 % к золоту – с полным выравниванием в 11 и 17 %, в зависимости от валюты.

Наиболее важными исключениями стали Англия и Франция, фунт и франк которых не ревальвировались, однако поднялись на 9 % по сравнению с долларом из-за девальвации по отношению к золоту. Японцы наиболее пострадали от полного выравнивания в 17 %, что даже выше, чем у немцев, но они в самой меньшей степени получили сострадание от Конналли, так как их экономика росла на 5 % в год.

Подписавшиеся стороны согласились сохранять сложившийся паритет диапазона торгов в 2,25 % вверх или вниз – в общей сложности диапазон, таким образом, составлял 4,5 %, – и американцы согласились отменить всем ненавистный 10‑процентный дополнительный налог на импорт; и это сыграло свою роль. Не было дано ни одной возможности возвращения к конвертируемому золотому стандарту, хотя технически от золота еще не отказались. Как заметил один писатель: «Вместо того чтобы отказаться продавать золото по $35 за унцию, Казначейство просто откажется продавать… по $38 за унцию».

Смитсоновское соглашение, как и Никсон-шок четырьмя месяцами ранее, было очень популярно в Соединенных Штатах и привело к резкому росту акций, пока инвесторы размышляли о более высокой долларовой прибыли в сталелитейной, автомобильной, воздушной и киноиндустрии, а также в других отраслях, которые выиграли бы от возросшего экспорта или уменьшившегося импорта, или от того и другого. Помощник президента Питер Дж. Питерсон предположил, что девальвация доллара создаст по меньшей мере пятьсот тысяч новых рабочих мест за следующие два года.

К сожалению, эти радостные надежды вскоре были разрушены. Чуть меньше чем через два года США окажутся в наихудшей рецессии со времен Второй мировой войны, с падающим ВВП, стремительно растущей безработицей, нефтяным кризисом, рушащейся фондовой биржей и бесконтрольной инфляцией.

Урок о том, что нация не может девальвировать себе дорогу к процветанию, ускользнул от Никсона, Конналли, Питерсона и фондовой биржи в конце 1971 года, так же, как и от их предшественников во времена Великой депрессии. Видимо, этот урок трудно усвоить.

Как и в случае с важными международными валютными конференциями двадцатых и тридцатых годов, выгоды от Смитсоновского соглашения, как они есть, оказались недолговечными. Фунт стерлингов подвергся девальвации вновь 23 июня 1972 года, на этот раз в свободной форме, без причастности к Смитсоновским паритетам. Фунт тут же упал на 6 % и дошел до отметки 10 % к концу 1972 года. Также существовала обеспокоенность по поводу заразности девальвации фунта и ее последствий для итальянской лиры. Глава администрации Никсона доложил ему сведения относительно европейского валютного кризиса. Вошедший в историю ответ Никсона, записанный на пленку, был следующим: «Мне все равно. Мы ничего не можем с этим поделать. …Мне наплевать на лиру».

29 июня 1972 года Германия установила контроль над движением капитала в попытке прекратить паническую покупку марок. К 3 июля сюда присоединились швейцарский франк и канадский доллар. То, что началось как девальвация фунта, превратилось в разгром доллара, пока инвесторы стремились к относительной безопасности немецкой марки и швейцарского франка.