Любовь со вкусом вишни - Татьяна Алюшина

– Вам кого? – прокричал кто-то от дома.

Сосредоточив все внимание на собаке, боясь, что эта животина перемахнет забор, особо и не напрягаясь, Вероника не рассмотрела того, кто спрашивал, да и не видно его было из-за заборища этого.

– Здравствуйте! – прокричала она в ответ. – Меня зовут Вероника!

– Апельсин, свои! – громко окликнул пса хозяин и быстро пошел открывать.

Широко распахнулась калитка… и Ника увидела своего папу, только постаревшего, но такого же сильного, большого, высокого и подтянутого.

– Де-е-душка-а… – прошептала она и почему-то кинулась к нему.

Все ее боли, обиды, потери, все невыплаканные и неразрешенные себе за четырнадцать лет слезы она выливала ему в теплую байковую рубашку, в которую уткнулась лицом, крепко обняв его руками.

– Поплачь, солнышко, поплачь! – говорил он, поглаживая ее широкой, теплой ладонью по голове, прижимая второй рукой к себе за плечи.

Ника чувствовала, как горячие, крупные капли его слез падают ей на волосы, а рядом стоял пес, переминаясь на лапах, тихо поскуливая от их общей печали, и успокаивающе лизал ей ногу.

– Ну, пойдем в дом, – сказал дедушка, вытирая слезы, сначала свои, а потом и внучкины.

Ника никак не могла его отпустить, словно боялась, что если отпустить, то он исчезнет, и крепко держалась одной рукой за его рубашку, второй ухватившись за руку, обнимающую ее за плечи.

Так они и вошли в дом.

– Почему он на меня не рычит? – спросила Вероника, чтобы как-то немного успокоиться, переключить внимание.

Они прошли в кухню – просторную, светлую, большую и очень уютную. Правда, Ника почти ничего не видела вокруг, во все глаза рассматривая деда.

– Он тебя знает. Кирюша привозила твои вещи и кассеты с твоим голосом. Он очень умный и знает, кто ты, он тебя все время ждал – видишь, как радуется, не отходит от тебя!

– А почему Апельсин?

Дедушка усмехнулся.

– Я его когда в питомнике собачьем брал, там было много щенят, все пищат, суетятся, а он сел, смотрел на меня и улыбался, как будто знал, что за ним я и приехал. И шерсть у него была с оранжевым отливом, вот и стал Апельсином – оранжевый и веселый.

– Вчера было девять дней бабуле, – сказала Ника и расплакалась сильнее прежнего.

Она плакала долго, пока совсем не осталось ни слез, ни сил. Дедушка сидел рядом с ней на диване в гостиной, где повсюду стояли и висели фотографии Ники в разных возрастах, ее папы и мамы, он обнимал ее, вытирал горькие слезы внучки, давая ей возможность выплакаться у него на плече, ничего не говоря.

Вероника уснула там же, на диване, совсем обессилев от рыданий, а на следующий день уехала, толком не осмотрев дом и участок. Не до того ей было, она все что-то рассказывала дедушке и не могла наговориться с ним, и руку его отпустить не могла никак, держалась, как потерянный и счастливо найденный ребенок, боявшийся потеряться снова.

Она уехала, пообещав, что закончит дела и приедет к нему на сороковины бабули. Раньше никак не получалось. У нее накопилось много работы, которую Вероника запустила из-за смерти бабули, и в добавок надо было оформить кучу документов и поставить памятник на могилку Сонечке, о котором Ника уже договорилась. Ей хотелось сделать все-все дела, взять небольшой отпуск и пожить с дедушкой.

– Ты не спеши, – сказал на прощание дедушка, – разберись со всем, чтобы никаких незавершенных дел не осталось, и приезжай.

Но она не смогла приехать даже на сороковой день.

– Да! – сказал Стечкин. – «Санта-Барбара» отдыхает!

Они все, не перебивая, внимательно, даже несколько зачарованно слушали девушку. Ника рассказывала подробно, упустив только разговор о замужестве и некоторые личные моменты, касающиеся только их с бабулей.

– Ваша бабушка права, в нашей стране столько трагедий и поломанных судеб, что Мексике с ее сериалами и не снилось! – сказала Наталья.

– Вы так до него и не доехали, – вздохнула сочувствующе Дина.

– Я сегодня поеду, – успокоила ее и себя Ника.

– Да никуда мы вас не отпустим! – возмутилась Ната. – Ночь на дворе!

Действительно, пока Ника рассказывала, она и не заметила, что наступили сумерки и стало ощутимо прохладно. Все-таки апрель.

– Идемте в дом, холодно. Камин растопим, – предложила Ната.

– К вашему дедушке мы поедем завтра вместе. Думаю, он может что-то знать об этом «наследстве», – заявил Кнуров приказным тоном.

– Значит ли это, что вы беретесь за мое дело, Сергей Викторович? – ровным голосом спросила Ника.

– Да.

– И сколько это будет стоить? – придерживаясь того же нейтрального тона, выясняла она.

– А это зависит от того, как глубоко мы во все это вляпаемся и чего нам будет стоить из этого вылезти, – усмехнулся Кнуров.

– То есть точную сумму вы назвать не можете?

– Даже приблизительную. Сначала мне надо поговорить с вашим дедом, покопаться в архивах и хотя бы приблизительно понять, о чем идет речь и в каком направлении двигаться.

Ника кивнула, помолчала и поднялась из-за стола, предложив Наталье помощь в уборке.

– Да что вы, Вероника, не надо, мы сами прекрасно справимся! Идите в дом, погрейтесь.

Ника послушно пошла в дом. Ей было не до рассматривания архитектуры и интерьера, она так устала, что еле передвигала ноги. Найдя в большой, очень уютной и стильной гостиной с камином стоящее в дальнем углу кресло, девушка скинула туфли и, удобно устроившись на нем, подогнув под себя ноги, мгновенно уснула.

– А гостья-то спит, – заметил Антон, когда они с Натой зашли в комнату.

– Я пойду, постелю ей в угловой спальне.

– Давай, – чмокнул он жену в макушку.

Ракетка рассекала воздух, издавая свистящий звук. В удар по мячу он вкладывал всю силу своей злости, все ускоряя и ускоряя темп игры.

Замах – удар, замах – удар.

Как это могло случиться?! Как эта «овца» решилась сбежать? Почему он не предусмотрел такую возможность?!

Они просматривали всю ее квартиру, прослушивали телефон и каждый шорох в доме. Как она смогла выйти так, что они не услышали и не увидели?!

Прокол, это очень серьезный прокол!

Замах – удар, замах – удар.

Вот тебе и тихая сиротка одинокая! Черт, теперь придется начинать все сначала! Она единственная зацепка, единственная ниточка. Конечно, они могли сами «поговорить» со всеми подругами и знакомыми ее бабки, но это куча оперативного времени. Да и девчонке старухи скорее расскажут что-то, и главное, добровольно.

Нет, ну какова сука!

Как только он узнал про наследницу, она стала не жильцом на этом свете, но теперь сама подписала себе не самый безболезненный и простой смертный приговор.