Секира царя Колоксая - Татьяна Мирная

— На… Ложись-ка ты спать. Я посижу.

Альвийка выпила тёплую жидкость с приятным мятным привкусом и легла на место Володаровича. Чуть вздрогнула, когда он накинул сверху свой плащ. Уснула девушка на удивление быстро.

— …Доброе утро, сестра!

Огнеяра встрепенулась:

— Доброе.

— Как спалось?

— Крепко и без снов… — и тут же настороженно уставилась на волхва: — Радомир, а что ты мне вчера за отвар дал?

Тарс улыбнулся:

— Тебе нужно было отдохнуть.

Девушка недовольно нахмурилась и вышла на улицу, тут же забыв обо всём. За ночь снег тонким слоем покрыл всю округу. Понятное дело, уже к обеду всё растает, превратится в воду, так нужную земле весной. А пока Огнеяра сгребла рыхлый снег ладонью и протёрла лицо. Между делом оглядывала околицу и чувствовала неприятное волнение, боль и безысходную тоску. Чужую! Тряхнув головой, альвийка вернулась в пещеру.

Тарс искоса наблюдал за её хаотичными передвижениями, потом не выдержал и рыкнул:

— Ты усядешься или нет?

И видунья не выдержала:

— Она умирает…

— Кто?

— Не знаю. Я уже едва её чувствую. Ночью было лучше слышно, но я решила, что это зверь попал в непогоду и волнуется. А сейчас… звери не молятся, — альвийка выжидающе посмотрела на мужчин. — Мы же найдём её?

Лан только обречённо вздохнул. Радомир поднялся со своего места, смерив девушку убийственным взглядом:

— Если бы ты знала, сколько раз я пожалел, что взял тебя с собой!

И вышел из пещеры. Миконец направился следом, велев напоследок:

— Огня, сиди здесь, мы быстро.

…Они вернулись спустя час. Лан нёс на руках какой-то свёрток. Войдя в пещеру, мужчина осторожно уложил его у огня и начал разворачивать.

— Это женщина, — сказал он видунье. — Её избили и сбросили в овраг.

Радомир в это время осторожно разрезал окровавленное платье гетайки, освобождая пострадавшие части тела. Потом остановился, зло глянул на Огнеяру, безмолвной тенью замершей неподалёку.

— Кыш на улицу!

Та уже собиралась возмутиться, но даже Лан, обычно покладистый и улыбчивый, покачал головой:

— Не надо тебе это видеть.

Колдун подошёл и буквально вытолкнул видунью из пещеры:

— Собери хворост для костра. Мы задержимся. Ещё воды принеси.

И альвийка послушалась, побежала к ближайшим зарослям.

Волхвы лечили женщину ворожбой, другого выхода не было. Володарович радовался, что незнакомка без сознания и не чувствует боли, пока срастаются переломанные рёбра, пальцы на руках, ключица. Лан лечил ушибы и синяки. Дойдя до живота, миконец замер:

— Дитя?

— Уже нет. Скинула.

— Рад, эти подтёки и синяки на шее и груди…

— Я понял, — сквозь зубы выдохнул тарс, — кто-то нехило развлёкся и хотел скрыть следы.

— Хорошо, что ты выгнал нашу девочку, — вздохнул миконец. — Ни к чему ей знать, на что способны некоторые мужчины.

Радомир промолчал, перевязывая перебитое запястье. Ни желчных реплик в ответ, ни привычного ворчания — ничего. И тогда Лан осторожно сказал то, что периодически приходило ему в голову, но до последнего времени было не так очевидно и явно.

— …Огнеяра тебе нравится.

Колдун только крепче стиснул зубы. Не отпирался и не отшучивался, а значит, так и есть. Миконец не удержался от потрясённого возгласа.

Володарович никогда не был любимчиком женщин: не с его язвительным характером. Хотя рядом всегда кто-то имелся для удовлетворения, так сказать, определённых желаний. Но серьёзных привязанностей у молодого волхва не было никогда. Радомир бросал своих зазноб без сожаления (случалось, конечно, что и его бросали) и так же легко заводил новых. По крайней мере, так было до того дня, когда Володарович бросил учёбу и вернулся домой.

Встретившись после долгой разлуки, Лан не заметил больших изменений в характере друга, в том числе и в отношении к женщинам. Радомир по-прежнему не жаждал жениться и сторонился знакомых, у которых были дочери на выданье. Как деду удалось затащить внука к себе и познакомить его с Семиславой — один Прародитель знает! Но то, что это подстроено, Лан не сомневался. И видя, как Володарович поддразнивает бедную девицу, доводя её до бурачного румянца, ис-Короуш был уверен, что влюблённостью там даже не пахнет.

Совсем не так Радомир смотрел на стройную, рыжеволосую альвийку. То, что происходило на глазах Лана весь этот месяц, было именно серьёзной привязанностью, настоящим чувством. С самого отъезда из Микона тарс незаметно опекал видунью, постоянно приглядывал за ней. Даже ругаясь, он никогда не выпускал Огнеяру из вида. Лан, наконец, понял, почему в те дни, когда девушка осталась с дроу, Володарович превратился в раненого зверя, сходя с ума от волнения. Миконец уже имел опыт совместных поездок с Радомиром и знал, что тот легко шёл на риск, скользя буквально по лезвию ножа. Нынешнее путешествие было самым безопасным из всех: Володарович обдумывал каждый шаг, избегая привычного «авось пронесёт». Не хотел рисковать альвийкой! Надо же!..

Мужчина понимал Радомира. Что греха таить, сам первое время недвусмысленно поглядывал на красивую девушку! Но даже он оказал ей больше знаков внимания, чем тарс. Володарович вообще никак не показывал своего интереса к Огнеяре. Лан не выдержал:

— Рад, так какого чёрта?! Чего ты ждёшь?

— Ничего.

— Не понял.

— Она — альв, а я — человек.

— Она — полукровка, — поправил миконец, не понимая пока ничего.

Радомир закончил перевязывать разбитое колено женщины и посмотрел на друга:

— Лан, у меня никаких шансов.

— Огнеяра любит другого?

— Если бы, — усмехнулся тарс, — с этим я бы как-нибудь разобрался.

— Тогда что?

— Дело в самой альвийке, — Володарович сполоснул руки в тёплой воде. — Для Огнеяры отношения со смертным недопустимы. Она считает их невозможными.

Лан недоверчиво покосился на мужчину. Радомир прищурился:

— Однажды нашу видунью спросили про любовь её деда — альва и бабки — обычной маг’ярской девицы… Ты бы видел её лицо! Осуждение, негодование, возмущение. Так князьки поглядывают на городскую босоту, осмелившуюся прикоснуться к их одеждам… Мы для альвов — низшее сословие, Лан, чернь. Торговать с нами — да, военные союзы заключать — всегда пожалуйста. Но дружба, семья — это уж, извините, рылом не вышли, — мужчина сардонически усмехнулся.

Ис-Короуш растерянно моргнул. У себя на родине он знал с десяток смешанных семей, но — Радомир прав! — большинство альвов были категорически настроены против подобных союзов. Он заметил: