Витязь - Алексей Витковский

Мимо замелькали трассы. Савинов взглянул вперед и обмер. Склады закончились. Впереди маячило здание заводоуправления, с крыши которого вел огонь еще один эрликон. Самолет дернулся. В кабине запахло дымом. Вихрем промчавшись над злополучной зениткой, Сашка заложил вираж и, выполнив противозенитный маневр, вышел из зоны огня. В висках стучала кровь. Проклятье! Чертовы фрицы! Он еще раз оглянулся. Хорошо, Макеев здесь. Запах дыма усилился. Мотор чихнул и стал работать с перебоями.

Ведомый пристроился рядом. Сашка увидел его встревоженное лицо в проеме кабины. Жестом показал, мол, «все нормально, справлюсь, иди на прикрытие бомберов». Те уже легли на обратный курс. Макеев помотал головой и указал рукой на капот Сашкиной машины. Тот высунул голову из кабины и увидел язычки пламени, снизу вырывающиеся из-под капота. Приехали!

Горю, такую мать! Если огонь доберется до баков с топливом – хана! Прыгать – нет высоты, да и внизу фрицы. Городские кварталы остались позади, и Сашка решил до последнего тянуть к линии фронта, а потом идти на вынужденную посадку. Самолет Макеева с белой семеркой на руле поворота медленно летел рядом. Летчик вовсю вертел головой, следя за воздухом. Опекал.

Савинов пожалел, что не может поблагодарить его за верность. Просил же установить радиостанции на самолеты, но в ПАРМе[52] сказали, что оных в наличии нет – со снабжением плохо. Перед войной рации на самолетах были. Но их сняли – мол, утяжеляют машину и толку мало. Но толку нет, когда обращаться не умеешь. Сашка пообещал себе, что если выберется из переделки живым, то добьется решения этого вопроса.

У немцев приемопередатчики стоят на всех самолетах. И им они не мешают, а очень даже наоборот. Остается надеяться, что с земли не заметят подбитый советский самолет и не наведут по радио своих стервятников. Правда, надежда очень слабенькая.

Только он подумал об этом, как внизу показалась дорога, забитая немецкими войсками. Они тут же открыли огонь из винтовок и пулеметов. Скорость была такой маленькой, что Савинов почувствовал себя голым канатоходцем, в лучах прожекторов идущим под куполом цирка. Но вот дорога позади. Он перевел дух. Рано! Мотор вдруг начало трясти как в лихорадке. Было такое ощущение, что машина сейчас просто развалится в воздухе. Чуть убрал газ. Тряска прекратилась, но скорость упала еще сильнее. Он еще раз высунулся из кабины. Из-под капота валил дым, правда, пламени было не видно. Высота двести метров. Внизу – сопки, заросшие лесом, цепь мелких озер и речушек, скалы. Сесть негде. Взгляд на планшет с картой, пристегнутый к бедру, – треть дороги позади. Где-то севернее – Печенга. С каждой минутой линия фронта все ближе, но до нее еще полсотни километров. И это если линия фронта осталась на том же месте, где и была. Фрицы медленно, но упорно продолжают наступать.

Савинов прислушался к работе мотора. Вроде тянет. Значит, надежда есть. Впереди показалось что-то вроде широкого луга, поросшего зеленой травой. Сашка слегка довернул в его сторону – на всякий случай. Как говорится, случаи бывают разные. Мотор, словно обидевшись, чихнул и замолк. Сразу стал слышен шум ветра, врывающегося в открытую кабину, словно Савинов вернулся в Аэроклуб и снова летал на планере. Родной И-16 теперь и был планером, правда с тяжеленным довеском мертвого мотора и короткими крыльями. Земля неудержимо тянула его к себе, но до луга осталось всего ничего. Сашка решил сажать самолет на брюхо. Это сверху все кажется ровным, а на самом деле там могут быть кочки и канавы. Самолет может скапотировать, встав на нос или перевернувшись. Во втором случае пилот имеет все шансы остаться без головы.

Решение не выпускать шасси спасло ему жизнь. Симпатичный зеленый лужок на поверку оказался торфяным болотом. Савинов понял это в самый последний момент, а в следующее мгновение истребитель уже бороздил брюхом болото, вздымая целые фонтаны грязи. В конце концов он остановился, уткнувшись носом в какую-то корягу, и стал медленно погружаться. До опушки леса оставалось всего с десяток метров. «Ох и посчитали бы мы деревья, будь это действительно луг», – подумал Савинов, спешно отстегивая привязные ремни и освобождаясь от парашюта. Открыть боковой лючок, спрыгнуть на крыло – пара секунд. Теперь планшет в зубы, НЗ за пазуху – и на берег. Под ногами зачавкала трясина. К счастью – не очень топко. Над головой с ревом пронесся самолет Макеева. Покачал крыльями и ушел в сторону Мурманска. Прощай, дружище! Надеюсь, свидимся.

Комары и вездесущая мошка радостно приветствовали его появление. И тут же приступили к приему пищи. Слава богу – уже конец лета, а то сожрали бы совсем… Потом он долго продирался сквозь бурелом, блуждал среди сопок, сверяясь с картой. Приходилось держаться подальше от населенных пунктов, но все же пару раз он едва не нарвался на фрицев. Один раз вышел к дороге. Долго сидел, прислушиваясь. Тишина… Крысиным броском пересек полотно и сразу углубился в ельник, стараясь уйти как можно дальше. Откуда-то слева вдруг донесся звук работающего автомобильного мотора. А потом он услышал впереди канонаду. Орудия били и били, но разрывов он не слышал. Значит, батарея немецкая. Скорее всего, обстреливают какие-то наши позиции, расположенные севернее. Он пошел, ориентируясь на звук, но стрельба скоро прекратилась. Однако это подтверждало, что направление выбрано правильно. Вперед!

Так прошло несколько дней. Ночи были уже холодными, но на первых порах спасало теплое летное обмундирование. Ему удавалось обходиться без костра, но было понятно – это только до заморозков. Савинов оброс щетиной и похудел. НЗ изрядно сократился. Вначале там была банка тушенки, две плитки шоколада «Спорт» и галеты. Он тщательно разделил все это на маленькие порции и два раза в день позволял себе символически поесть. На второй день он заметил, что канонада не приблизилась, а даже наоборот – несколько отдалилась. Залпы звучали глуше. Неужели фронт отодвинулся? На третий день это подтвердилось. Артиллерия была слышна уже совсем глухо, как если бы где-то далеко, за горизонтом ворочался грозовой фронт. А еще через день он ночевал в оставленных советскими частями окопах. Земля вокруг них была изрыта воронками, усеяна стреляными гильзами и осколками снарядов. Вот куда били немецкие пушки. Тел убитых видно не было, – может быть, немцы похоронили всех, а может, наши отступили в полном порядке, унося раненых и убитых. Наутро он наткнулся в лесу на труп красноармейца, лежавший рядом с неглубокой воронкой. «Миномет», – определил он, заметив в кустах ребристый хвостовик мины. «Били по площадям, – не повезло парню». Убитый лежал ничком, выбросив вперед руки с зажатой в них винтовкой. Спина и ноги его были изрешечены осколками. Из развороченного сидора[53] выкатилась банка тушенки, помятая, но целая. Сашка присел рядом с мертвым на корточки и огляделся. Вполне возможно, стоит только поискать – и обнаружится еще немало погибших. Искать он не стал.

Через два часа он уже шел дальше, оставив позади аккуратный холмик. Прощай, неизвестный друг! Спасибо тебе… Документов у убитого не оказалось. Сашка забрал с собой винтовку и подсумки с патронами. За пазухой побрякивали банки с тушенкой, которых оказалось целых три. Еще он разжился сухарями, завернутыми в тряпицу. Теперь можно жить!