Балканы - Юрий Бурносов

— Сам ты маймун, — огрызнулся он, вглядываясь в темноту под стеной. — Да к тому же и трус. С чего ты испугался какого-то старика?

Мехмед перестал смеяться.

— Не суди о том, в чем не разбираешься, Дракул. Нам нужно найти наших лошадей. Ты помнишь, где кипарисовая роща?

— Пойдем вдоль ограды, — решил Влад. Он перевалился через гребень стены, повисел на руках, моля бога, чтобы внизу не оказалось острых камней или колючек, а потом разжал пальцы. Упал он в траву, но левую ногу все-таки подвернул.

Принц мягко спрыгнул на землю в нескольких шагах от него.

— Наши сапоги, — сказал он, растирая босую ступню. — Надо их найти. Заодно и поймем, где роща.

Искать сапоги в темноте оказалось трудной задачей. Слабый свет тонкого полумесяца мало помогал делу, и обнаружить место, где они их оставили удалось далеко не сразу.

— Где же сапоги? — бормотал принц, раздвигая руками траву. — Я же снял их тут, клянусь бородой пророка!

Но сапог не было.

— Брось, — потерял терпение Влад. Нога с каждой минутой болела все сильнее, и мысль о том, что он будет натягивать сапог на распухшую щиколотку, не доставляла княжичу никакого удовольствия. — Без обуви мы как-нибудь обойдемся. Главное, чтобы лошади не пропали!

Бесплодные поиски наконец утомили принца, и он дал увести себя к кипарисовой роще. Лошади, к счастью, оказались на месте — дремали, прислонившись к темным, пахучим стволам.

Когда они уже были на полпути к мосту, Влад обернулся и, словно прощаясь, бросил взгляд на Башню Молчания.

В одном из высоких и узких окошек ее мелькнул огонек свечи — и тут же погас.

Горшечник явился на следующий день к обеду.

Во дворец его не пустили — он ведь не был ни хафизом, ни дервишем, а значит, не мог рассчитывать на особую благосклонность повелителя правоверных. Но когда он в третий раз рассказал стражникам у ворот, что ему велел прийти сюда некий знатный юноша на прекрасной белой лошади, проезжавший по мосту через Тунцу в компании другого знатного юноши на еще более великолепном вороном коне, начальник караула догадался послать за Владом.

Тот выслушал посланца без особого воодушевления. Нога, которую княжич подвернул, прыгая со стены, распухла еще больше. Придворный лекарь — гаким-эфенди — натер ее какой-то остро пахнущей мазью и туго обмотал шелковой лентой, но ходить все равно было очень больно. Поэтому Влад убивал время, развлекаясь метанием маленьких дротиков в нарисованную на стене человеческую фигуру. Вставать и тащиться через анфиладу покоев и дворов, чтобы увидеть несчастного горшечника, ему совсем не хотелось.

Но после вчерашнего спора с Мехмедом о справедливости делать вид, что он знать не знает никакого горшечника, было бы недостойно.

Пока Влад доковылял до ворот, нога разболелась так, словно ее зажали в тиски и время от времени поворачивали винт. Горшечник, видно, прочитал что-то на лице княжича, потому что сразу повалился в пыль и пополз к нему, извиваясь, словно уж, попавший под колесо телеги.

— Добрый господин, — бормотал он, норовя поцеловать носок мягкой туфли Влада, — благородный господин! Вы не забыли про обещание, данное ничтожному Али! Да пошлет вам Аллах долгую и счастливую жизнь, полную удовольствий и земных радостей!

— Я не забыл, — сказал Влад, делая горшечнику знак замолчать. — Но у меня нет сейчас трехсот акче. Поэтому тебе лучше всего будет уйти и вернуться в другой день.

Он говорил чистую правду. Денег у него и вправду не было. Владу позволялось брать деньги без отчета из казны султана — но для этого он должен предъявить фирман, подписанный великим визирем Чандарлы Халиль-пашой. А великий визирь подписывал такой фирман только по личной просьбе наследника Мехмеда. Последний же с самого утра был занят государственными делами, и отвлекать его из-за какого-то горшечника не хотелось.

— О несправедливость! — немедленно завопил горшечник, прекратив целовать туфлю и воздев руки к небесам. — О злая насмешка судьбы! Бедный, голодный Али шел целых десять лиг в прекрасный Эдирне, чтобы получить из рук благородного господина обещанные триста акче! За то время, что он шел, он мог бы слепить десять великолепных горшков и продать их по десять акче каждый! Он потерял, таким образом, заработок в целых сто акче! Не зря говорят — погонишься за журавлем, упустишь и синицу! О, несчастный Али!

— Постой, — перебил его Влад, — вчера твои горшки стоили по три акче. С чего бы это они так вздорожали?

Вместо ответа Али зачерпнул полные пригоршни дорожной пыли и высыпал себе на голову.

— Четыреста акче — вот убыток, который понес несчастный, доверчивый Али, открыв свое сердце лукавым посулам этого юноши! — завопил он, обращаясь к стражникам у ворот. Стражникам это представление явно нравилось — они скалились, отпускали шуточки и показывали пальцами на горшечника и, что хуже всего, на Влада.

— Замолчи, — рявкнул княжич. — Если ты не заткнешься, я велю этим воинам скинуть тебя в самый вонючий пруд Эдирне, ты понял?

— Конечно, бедный Али все понял, — с горечью, но уже значительно тише промолвил горшечник. — Теперь он пойдет обратно в свою деревню и всем по пути будет рассказывать о том, какое черное коварство гнездится под золотыми куполами султанского дворца!

«А ведь с него станется, — недовольно подумал Влад. — Надо было и впрямь отходить его плетью, как предлагал Мехмед. Чернь понимает только кнут, а стоит проявить мягкость, тут же садится на шею».

— К тому же я вижу, что ошибся в тебе, — продолжал рассуждать Али. — Я принял тебя за доброго мусульманина, а ты — неверный, носящий на шее крест. Каким же ослом я был, что поверил кафиру!

Он повернулся и медленно пошел прочь, загребая пыль своими деревянными сандалиями. Влад смотрел в сутулую спину горшечника, и на скулах его играли желваки.

— Постой, — крикнул он, когда Али отошел шагов на десять. — Я докажу тебе, что христиане держат слово не хуже магометан.

Горшечник быстро обернулся. В глазах его блеснул огонек надежды.

— Но как же ты докажешь мне это, ка… благородный господин?

— Пойдем со мной, — сказал Влад мрачно. — Увидишь.

Он показал стражникам серебряную тамгу, дававшую право ходить по всему дворцу и проводить с собой слугу или телохранителя.

— Этот человек пойдет со мной.

Во дворце Али сразу же оробел. Он шел, втянув голову в плечи и боязливо поглядывая на встречавшихся по пути воинов, вельмож и даже слуг.

— И ты здесь живешь, благородный господин? — благоговейно спросил горшечник, когда они вошли в тень прохладной галереи, где журчал мраморный фонтан.

— Не прямо здесь, — по-прежнему хмуро отозвался княжич. Нога напоминала о себе при каждом шаге. — Но уже недалеко.