Странник - Виктор Тюрин

– Толстяк, что будем делать? – спросил я по внутренней связи.

– Что-что! Службу нести! Тебя с поста кто-нибудь снимал?! Нет! Устав караульной службы помнишь?

– Помню.

– Вот и действуй согласно уставу.

Получив выговор, я задумался. Что происходит? Страха не было, только напряжение, вызванное неясностью ситуации. Неожиданно засветилась сетка на планшете, следом засветился монитор. На экране появилось незнакомое холеное лицо штаб-полковника Национальной Гвардии.

– Солдаты! Ваши командиры оказались предателями и мятежниками. Они арестованы, и сейчас их допрашивают. Вы другое дело, вы подчинялись приказам, и мы это учли. Теперь вы знаете, как обстоит дело, поэтому не усугубляйте свое положение, выйдите из капониров и сдайтесь. В вашем распоряжении три минуты. В случае отказа и попытки сопротивления вас расстреляют на месте как врагов народа, согласно законам военного времени.

Оторопев от подобных слов, я пытался сообразить, что происходит, когда услышал голос Седого, солдата из соседнего капонира:

– Парни, что будем делать? Если это так на самом деле, то…

– Седой, у тебя что, мозги скисли?! Ты же старый солдат! Неужели ты не понимаешь, что этот полковник сам мятежник! Они прорываются к челнокам. Хотят удрать.

– К челнокам?! Толстяк, ты…

– Три минуты истекли. Выходите или отвечайте за последствия вашей глупости. – После этого жесткого ультиматума видеосвязь снова прервалась.

– Толстяк, ты только что подписал нам смертный приговор! А если этот полковник…

– Не дергайся, парень! Лишние эмоции отвлекают.

Голос Толстяка был спокойным и твердым. Я знал, что он тоже волнуется и знает не больше меня, но я поверил ему, потому что очень хотел верить в его правоту. Неуверенность, лежавшая тяжелым камнем на душе, давила все сильнее. Неожиданно где-то на границе слышимости взревели тяжелые двигатели.

«Началось!»

Сердце забилось с удвоенной силой. Чувства обострились до предела. И тут ударили выстрелы. В памяти всплыло лицо Дака.

«Ребята! Дак! Черт! Совсем забыл о них. Их там убивают, а я… Ну, гады! Вы свое получите!»

Резкий всплеск ярости вымыл из моего сознания страх. Руки сами собой потянулись к пульту управления огнем. В наушниках прозвучал голос Толстяка:

– Дэвид! Слышишь?

– Слышу, Толстяк.

– Скоро наша очередь, парень.

Не успел я ответить, как снова засветился экран монитора:

– Солдаты, вы совершаете большую ошибку. Даю вам еще один шанс спасти себя.

Подстегнутый недавней вспышкой ярости, я неожиданно для себя вступил в разговор с офицером:

– Кто вы, сэр? Мы не получали приказа от своего непосредственного командира о переподчинении вам. Прямое нарушение устава, сэр.

– Ваш лейтенант оказался предателем. Он арестован и в данный момент дает показания офицерам службы безопасности. Хочешь оказаться на его месте, солдат?

– Никак нет, сэр, – отчеканил я. – Но устав для меня священен, сэр.

– Солдат, я понимаю тебя. – В голосе офицера появились нотки сочувствия. – Я сам старый служака. Тогда сделаем так. Я со своим адъютантом приду к вам. Лично предъявлю документы, указывающие на мои полномочия. И мы…

Тут меня словно перемкнуло. Я нагло перебиваю штаб-полковника, словно приятеля в разговоре:

– Сэр, а что вам здесь надо?

Проходит несколько секунд молчания. Лицо штаб-полковника медленно багровеет. Губы кривятся. И вот наконец рот открывается в истошном крике:

– Быдло! В порошок сотру! Лично застрелю! Убью…

Тут его голос истончился до противного свиста и исчез вместе с изображением.

– Ну ты крут, парень! – После короткой паузы Толстяк, не дождавшись моей реакции на свои слова, продолжил: – Хорош ушами хлопать, солдат. Готовь пулемет. Он тебе скоро понадобится.

Еще не веря, что решился спорить с высшим офицером, я занялся подготовкой к стрельбе. Нажал на кнопку открывания броневых заслонок амбразуры. Раздалось легкое лязганье, стук и шелест. Это сработала автоматика, заставляя пулеметную установку выехать на позицию. Стволы несколько раз дернулись, словно принюхиваясь к воздуху, вливающемуся в амбразуру, и замерли. Надел «сбрую» – так называют операторы огня электронную систему, дающую возможность пулеметчику через визоры видеть, что непосредственно происходит на поле боя. Теперь я мог увеличивать и уменьшать изображение противника, корректировать стрельбу в полуавтоматическом режиме, нанося риски на подходящие мишени. Тут же чип, отвечающий за анализ, узнав меня, начал работу. Через минуту пришло подтверждение о вхождении всех систем в режим работы с оператором вместе с предупреждением, что стрельба возможна только в режиме непосредственного ведения огня самим стрелком.

– Режим визора.

В следующий миг я увидел панораму, правда в границах сектора обстрела. Глухую стену внешнего поста, часть периметра, а на фоне этого въезжающие через ворота одна за другой две машины. Они тут же были взяты на прицел автоматикой «Вулкана». Не успел я оценить ситуацию как следует, как услышал громкие щелчки механизма подачи снарядов, раздававшиеся над моей головой. Шел тест автоматики пушки, что означало подготовку к бою. Враги – бой – смерть! Неожиданно захотелось бросить все и рвануть куда глаза глядят. Усилием воли сумел подавить мощный импульс и взять себя в руки, но борьба с самим собой не прошла так просто. Сердце стучало о грудную клетку. По спине и на лбу потекли струйки холодного пота.

– Ты мужик или не мужик? – стал я выговаривать сам себе вслух. – А если мужик, то не дрожи, как заяц. Сидишь за стенами метровой толщины и трясешься. Что ты как…

На нас неслись два бронированных «Сивера», представлявшие основную единицу моторизованной пехоты Национальной Гвардии. При виде этих машин, стоявших на вооружении Гвардии, в голову снова закралась мысль: не делаем ли мы ошибку? Может, это мы мятежники, а не они? Кто-то из генералов-мятежников отдал приказ, а мы его выполняем, тем самым автоматически перейдя в стан врагов. Мысли заметались. Чтобы отвлечься, я взялся за ручки управления. Качнул ими. От этого плавного, уверенного в своей силе и мощи движения стволы слегка развернулись. Эх, будь что будет!

Бронированные корпуса машин приближались. Некогда большой, неохватный мир перестал существовать, сузившись до сектора обстрела. Я пребывал в некоторой растерянности, пока слившиеся в очередь щелчки подачи снарядов и последовавший за ними грохот взрывов на поле не привели меня в чувство. Не зря Толстяк и Седой считались ветеранами. Их пушки точно накрыли обе цели. Очередь бронебойных снарядов Седого достала левый борт одной из машин, чуть не опрокинув ее, но водителю путем сложного маневра удалось удержать ее на колесах. После резкого торможения из нее посыпались солдаты, тут же падая под кинжальным огнем пулемета Мориса. Второму «Сиверу» повезло меньше. Толстяк влепил один из снарядов прямо в лоб машине. Броня выдержала, а вот двигатель нет. Бронетранспортер, завихляв, стал терять ход, волоча за собой клубы черного дыма. Солдаты выпрыгивали из него уже на ходу, падая и замирая, вжимаясь в плиты.