Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах

Все это было как-то… ну… На такое она не рассчитывала. Она позвонила этому человеку, чтобы пошантажировать его, а он возьми да предложи ей место.

– Мисс Винтер? – спросил он. – Вы меня слышите?

– Да. Я, эм-м, подумаю.

А вдруг это подвох? Аналитик. Для чего? Но, может, и правда… но она? Чтобы ее работа стоила кому-нибудь восьмисот тысяч долларов в год?..

– Мисс Винтер, один вопрос: неужто вы так любите вашу теперешнюю работу, что исключаете увольнение?

– Эм-м, нет. То есть я даже собиралась ее сменить… – Это она врала. Никогда в жизни она не подумывала о другом месте.

– Тогда я хотел бы сделать вам предложение, мисс Винтер. Я приеду в Нью-Йорк, и мы встретимся. Скажем, в следующий четверг, в семь часов вечера, на том же месте, где мы встречались в самый первый раз, ради простоты. Можно это устроить?

– Да, – кивнула Сьюзен. – Конечно. В четверг, в семь.

– Хорошо. Я знаю там неподалеку один уединенный ресторанчик, где мы сможем обсудить детали. Я привезу с собой кое-какие документы и готовый договор. А вы пока сочиняйте ваше заявление об уходе. Когда вы прочтете договор, оно вам сразу понадобится, это я вам обещаю. – Он помолчал и добавил: – Излишне упоминать, но ради протокола: если вы кому-нибудь расскажете о том, что вы разузнали, мое предложение, естественно, отпадет.

– Да, – Сьюзен сглотнула. – Естественно.

Но он уже положил трубку.

* * *

Постепенно складывалась картина произошедшего – из косвенных замечаний, коротких сообщений, выводов. Четыре года назад у Лино была любовная интрижка с одной женщиной из Филадельфии, некоей Деборой Петерсон, тогдашней секретаршей одной из тамошних адвокатских контор. Познакомились они на авиашоу, посмотреть на которое Дебора приехала с группой друзей и на котором Лино, сам хоть и хороший пилот, но не виртуоз, был занят на обслуживании посетителей. Отношения развивались жарко, тайно и закончились скоропостижно: через месяц они расстались и с тех пор ничего друг о друге не слышали, пока Дебора снова не разыскала Лино при помощи одного адвоката. Лино не знал, что Дебора при их расставании была беременна, а она никогда никому не говорила, кто отец ребенка.

– Я не хотела вредить его карьере, – сладкоголосо заливалась в камеру изящная завитая блондинка. Ее сын Эндрю, которого она держала при этом на руках, имел испуганный вид. Хорошенький ребенок с темными, курчавыми волосами. Репортеры уже называли его триллионодолларовым ребенком.

У Лино тоже брали интервью, на лужайке перед его домом в Райтстоуне.

– Я очень счастлив, что у меня есть сын, – говорил он, нервно моргая. – Я был взволнован, когда узнал об этом… Для меня дело совсем не в деньгах. Деньги нужны не мне. Но естественно, я хочу для своего сына лучшего, понимаете?

– Теперь вы поженитесь с Деборой Петерсон? – спрашивал репортер.

Лино кусал губу.

– Этого… я пока не знаю. Я пока не могу сказать.

– Но вы не исключаете это?

– Я ничего не исключаю.

Было так непривычно видеть своего брата в телевизоре. Джон сообразил, что для его семьи и людей, знавших его раньше, так же непривычно было видеть на экране его самого. На заднем плане видна была постоянная подруга Лино, Вера Джонс, заплаканная, обнимающая свою дочку Миру. Джон знал ее по семейным праздникам в доме своих родителей, последний раз они собирались там на Рождество. Она была полноватая, но добросердечная женщина, которая по-настоящему любила его брата, несмотря на его вечное дурное расположение духа, и ни о чем другом не мечтала, как выйти за него замуж. Должно быть, эта история глубоко ее ранила.

Патрон издал сердитый возглас, когда корреспондента перебил блок экономических новостей.

– Это вранье, – мрачно сказал он.

Грегорио Вакки метнул на отца раздраженный взгляд:

– С чего ты взял?

– Просто знаю, и все.

– Внебрачный ребенок. Джакомо Фонтанелли тоже был внебрачный ребенок. Такое совпадение не просто притянуто за уши.

– Этот ребенок слишком мал. – Кристофоро повернулся. – Вспомни о прорицании. Какой в нем смысл, если состояние унаследует трехлетний младенец? Фактически деньги получат его родители и будут управлять ими до 2010 года. И до того времени ничего не произойдет. Вернее, ничего хорошего. В этом нет смысла.

Грегорио задумчиво смотрел в ковер.

– В завещании ничего не сказано о возрастном цензе, – задумчиво проговорил он.

– Это я знаю, – ответил патрон.

– Но ведь тебе ясно, что мы не можем делать что хотим? Мы лишь управляем наследством. Мы так же связаны законом, как любой другой управляющий. Решающим является текст завещания. Мы не можем трактовать его по своему усмотрению.

Патрон недовольно кивнул. На экране возник неприятный человек с расплывшимся лицом и неровностями от угрей, подпись гласила, что это Рэндольф Бликер, адвокат Деборы Петерсон. На лестнице импозантного здания, окруженный микрофонами, камерами и людьми, он поднял вверх бланк, заполненный и заверенный печатями.

– Мистер Лино Фонтанелли официально признал себя отцом Эндрю Петерсона, дамы и господа, – выкрикнул он, обращаясь к толпе. Потом взметнул вверх еще одну бумагу, с шапкой, на которой было заметно слово «лаборатория». – Это результат исследования группы крови, подтверждающий отцовство. Таким образом, сын моей клиентки, Эндрю Петерсон, на 23 апреля 1995 года был младшим мужским потомком флорентийского купца Джакомо Фонтанелли и, следовательно, является законным наследником его состояния. Я требую, чтобы адвокатская контора Вакки представила соответствующим органам подлинный текст завещания Фонтанелли для проверки этой претензии.

Грегорио Вакки ударил ладонью по диванной подушке.

– Мы не можем это игнорировать! – воскликнул он. – Невозможно. Эдуардо, позвони министру финансов. Нотариусу тоже. Отменяем назначенные встречи, пока не прояснятся все обстоятельства.

Эдуардо вопросительно глянул на своего деда. Тот устало кивнул, подтверждая свое согласие. Потом его взгляд из-под тяжелых морщинистых век отыскал Джона.

– Нам придется сейчас обсуждать вас, Джон. И, думаю, вам лучше избавить себя от присутствия при этих разговорах.

* * *

Внезапная тишина в комнате, которая, возможно, скоро перестанет принадлежать ему, подействовала на Джона угнетающе. Он смотрел из окна вниз на мужчин, обвешанных оружием, в пуленепробиваемых жилетах, патрулирующих сад. Скоро он перестанет быть настолько важным, чтобы его охранять. Репортеры, которые еще осаждали ворота, расталкивая друг друга, чтобы сфотографировать его, уберутся отсюда и набросятся на трехлетнего мальчика в Филадельфии. Равно как и кардинал, исчезнувший еще до того, как он вернулся в большой салон. Откуда-то, видно, узнал, что произошло. И даже прихватил с собой фотоальбом с дарственной надписью папы.