Кельтская загадка - Лин Гамильтон

Более наблюдательные люди, чем я, обнаружили крохотную дырку на ткани его джинсов, прокол позади колена.

— Яд, — сказали они. — Если б только кто-то обнаружил его вовремя.

Майкл держал в окоченевшей руке рваный листок бумаги так крепко, словно боролся за него с самим дьяволом. На нем было написано «ЭОНБ» и «Второй Ша». Корявое указание было помечено как седьмое, «Красота д…»

О той жуткой минуте, когда мы нашли его, я помню две вещи. Во-первых, свет. Солнце, необычайно яркое, казалось, высосало окраску из всех цветов, кровь из роз, сердце из лиловых гортензий, жизнь из плюща. Во-вторых, звук. Стоявшая рядом со мной Брета издавала негромкие, нечленораздельные звуки, словно котенок, которого душат или топят.

* * *

Потом, несколько дней спустя, я оказалась на кладбище. Шел мелкий, холодный дождь, погода была под стать событию. Гроб Майкла, украшенный цветами, которые он выращивал, — букетом белых роз, несколькими веточками крохотных орхидей, — опустили в могилу. Похоронили его меньше чем в ста ярдах от того места, где он родился. Священник говорил о прахе и пепле. Я ощущала во рту привкус того и другого.

Я огляделась. Среди присутствующих было много людей из города, которых я не знала, друзей Майкла. Брета стояла особняком. Глаза ее были странно тусклыми, она теребила в руках платочек. Иногда губы ее беззвучно шевелились. Я бочком подошла к ней и попыталась утешить ее, но она отвернулась.

Мои друзья были там. Алекс с выражением безутешной печали в лице; Дженнифер, пепельная, — очевидно, впервые в жизни осознавшая, что люди ее возраста могут умирать. Глядя на нее, я вспомнила ощущение удушливого страха, когда потеряла ее на несколько секунд в холодном море. Я взглянула на Роба; он, как полицейский, был знаком с внезапной смертью, но лицо его едва скрывало горе. Стоя там, я поняла, что невозможно привыкнуть к чьей бы то ни было смерти, особенно такого юного, замечательного человека, как Майкл. Я знала, что Роб тоже думает о Дженнифер. Там была Медб Миног, в мундире, лицо ее было мрачным, печальным, но вместе с тем настороженным.

Падриг Гилхули стоял позади, сумрачный, загадочный, одинокий. Время от времени он смотрел на Брету, но не делал ни шага в ее сторону. Малахи, Кевин и Денни жались друг к другу, словно вместе могли перехитрить смерть.

По другую сторону могилы стояли члены семьи Бирнов, все в черном, укрывшиеся от дождя большими черными зонтиками, напоминавшими мне черные паруса кораблей смерти. Безутешная Дейрдре стояла с ними, но чуть в стороне. Выглядела она так, словно сердце ее вот-вот разорвется. Я видела Маргарет, напоминавшую мне большую черную ворону; Этне, более робкую, чем когда бы то ни было; Фионуалу, почему-то слегка встревоженную. Конала О'Коннора не было ни среди них, ни где-либо еще. Однако Шон Макхью был, стоял со скучающим видом, словно находился здесь только по обязанности, как владелец поместья на погребении слуги.

При взгляде на него у меня зашевелилось воспоминание о том роковом утре, оно приходило медленно, вспышками: Шон Макхью, вышедший на наши крики, тычет тело Майкла носком ноги. Умом я понимала, что Шон пытается разбудить его. Сердцем видела в этом совершенно хамский поступок, раскрывающий всем напоказ душу Макхью, черную, съежившуюся оболочку.

Я смотрела на семейку Бирнов через пропасть, которую представляли собой могила и гроб Майкла, и понимала, что всех, за исключением Дейрдре, ненавижу. Майкл спросил, что мы теряем, занимаясь поиском сокровища, и ответ теперь был ясен. В этот миг я поняла, что если б могла убить их всех до единого, то убила бы. Я согласна, что я очень, очень зла. Я отомстила бы за Майкла, если б могла. Но еще сильнее у меня было удушливое ощущение подкрадывающегося зла, которое угрожало всем самым дорогим для меня людям: Алексу, который как один из наследников Бирна наверняка был потенциальной жертвой; Дженнифер, которая в тот день могла утонуть, случайно погибнуть в жестокой игре.

Потом я вспомнила, что дала Майклу Дэвису обещание. Сказала, что помогу ему искать сокровище. И была готова сделать что угодно для выполнения этого обещания, не только потому, что дала его. Находка сокровища представлялась единственным способом положить конец этому ужасу. Но при этом я сознавала, что не знаю, с чего начать. В моем распоряжении было только стихотворение, возможно, древнее заклинание, произнесенное кельтом, который, может быть, никогда не существовал, и два указания из строк этого стихотворения, которые мне ничего не говорили, возможно, были просто жестокой шуткой злобного умирающего человека.

Священник говорил о Боге, и я стала думать о Нем, а также о древних кельтских божествах, Дагде, Светоносном Луге, трех богинях — Банбе, Фолте и Эриу. И решила, что не отказалась бы от их небольшой помощи.

Потом ветер усилился, море покрылось белыми барашками, все вокруг затянула пелена дождя, колеблющаяся, словно кружевная занавеска, и у меня появилось жуткое ощущение, что, ища божественной помощи, я совершила кощунство, и боги предупреждают меня этим ливнем. Служба кончилась, люди поспешили в укрытия, кто-то в церковь, кто-то в машины, чтобы незаметно исчезнуть. Денни остался с несколькими людьми — видимо, его родственниками. Роб повел Медб к ее машине.

Алекс, Малахи и Кевин, Дженнифер и я спрятались под деревьями, надели капюшоны и втянули головы в плечи. Было невыразимо уныло.

— До чего же скверный день, — сказала я Кевину. Это все, что я могла сказать.

— Хуже не бывает, — печально согласился он.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Вышло солнце, и на небе появились две радуги. Это было захватывающее зрелище, почти мучительно красивое, и цвета мира вернулись, на больших листьях деревца поблизости сияли крупные капли дождя. Я подумала о солнечном луче Авархина и красоте деревца. Окинула взглядом кладбище, памятники, имена на которых так стерлись от времени, что стали едва различимыми, потемневшие статуи, ставшие чуть светлее после дождя. В углу кладбища, всего в нескольких футах от нас, стоял одинокий камень, грубый обелиск трех-четырех футов высотой. У вершины был вырезан кельтский крест. Под ним были высечены штрихи, одни прямые, другие косые. Я отвернулась, но потом снова взглянула на обелиск и поняла, что моя молитва услышана. Увидела, что помощь пришла. Алекс тоже посмотрел на него и воскликнул:

— Господи!

* * *

— Огамическое письмо, — сказал Алекс, — древний кельтский алфавит и первая известная письменность в Ирландии. Названа так по имени кельтского бога мудрости, красноречия и письменности Огмиоса, иногда оно произносится Огме. Считается, что огамическое письмо появилось в этой части Ирландии и, очевидно, основывалось на названиях деревьев.

Насколько я понимаю, это линейный алфавит, буквы состоят из групп линий количеством до пяти, горизонтальных или наклоненных слева направо по обе стороны вертикального ребра. В случае с камнем, который мы видели на кладбище, это ребро представлял собой острый край одного из передних углов плиты. Насечки, если помните, шли по обе стороны этого края.