Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

– И кто же вызывал у него особую неприязнь? – спросил Страйк, уже предугадывая ответ.

– К сожалению, – грустно начал доктор Гупта, – он невзлюбил Марго. Положа руку на сердце, Джозеф Бреннер, как мне кажется, вообще недолюбливал женщин. Грубил девушкам из регистратуры. Конечно, они, в отличие от Марго, не могли ему ответить. По-моему, он уважал Дженис – она, знаете ли, была профессионалом высшей пробы и не такой задирой, как Марго, а с Дороти всегда был корректен, и та отвечала ему безраздельной преданностью. Но против Марго ополчился с самого начала.

– А по какой причине, как вы считаете?

– Ох… – Воздев ладони, доктор Гупта жестом безнадежности уронил их на колени. – Положа руку на сердце, у Марго… не поймите превратно, я хорошо к ней относился, наши споры никогда не выходили за пределы дружеской пикировки… но у нее был взрывной характер. Доктор Бреннер отнюдь не сочувствовал феминизму. Он считал, что место женщины – дома, с детьми, а Марго работала на полную ставку, хотя дома у нее оставалось новорожденное дитя; Бреннер этого не одобрял. Наши совещания проходили в обстановке постоянной напряженности. Он выжидал, когда слово возьмет Марго, и сразу начинал ей перечить, причем громогласно. Вот таким он был грубияном, этот Бреннер. Считал, что регистраторши должны знать свое место. Придирался к длине юбок, к прическам. На самом-то деле, притом что хамил он в основном женщинам, мое мнение таково: он попросту не любил людей.

– Странно, – заметил Страйк. – Докторам такое несвойственно.

– Ну, знаете, – усмехнулся Гупта, – вам только кажется, что это большая редкость, мистер Страйк. Мы, доктора, – такие же люди, как и все остальные. Это миф, что мы как один призваны любить все человечество. Однако по иронии судьбы самым слабым звеном нашего коллектива оказался сам Бреннер. Наркозависимый!

– Да что вы говорите, неужели?

– Употреблял барбитураты, – подтвердил Гупта. – Да-да, барбитураты. Нынче такие номера не проходят, но он заказывал их в неимоверных количествах. Хранил у себя в кабинете, под замком, среди лекарственных препаратов. Очень сложный был человек. Эмоционально закрытый. Без семьи. И это пагубное пристрастие…

– Вы не пробовали с ним потолковать? – спросил Страйк.

– Нет, – с грустью ответил Гупта. – Раз за разом откладывал. Хотел удостовериться на сто процентов, прежде чем затрагивать такую тему. Я потихоньку наводил справки, так как подозревал, что он использует адрес своей прежней практики в дополнение к нашему, чтобы удваивать объем заказов, и пользуется услугами разных аптек. Поймать его за руку не удавалось. Сам бы я, наверное, вообще ни о чем не догадался, если бы не Дженис, которая пришла ко мне и сказала, что своими глазами видела у него в открытом шкафу нешуточные запасы. А потом призналась, что как-то вечером, после ухода последней пациентки, застукала его за рабочим столом в сумеречном состоянии. Не берусь утверждать, что от этого он хуже работал. По большому счету нет. Бывало, я в конце рабочего дня замечал у Бреннера несколько остекленелый взгляд и прочее, но ведь ему было уже недалеко до пенсии. Мне думалось, он просто утомляется.

– А Марго знала о его зависимости? – поинтересовался Страйк.

– Нет, – сказал Гупта. – Я с ней не делился, хотя, наверное, зря. Мы с ней были деловыми партнерами – уж ей-то я должен был сказать, чтобы мы смогли прийти к общему решению. Но я боялся, что она тут же помчится к нему в кабинет и устроит скандал. Марго, если была уверена в своей правоте, всегда рвалась в бой, и я временами думал, что ей недостает такта. Неизвестно, чем закончилась бы ее стычка с Бреннером. Здесь требовалась деликатность… ведь неопровержимых доказательств у нас не было… а после исчезновения Марго пристрастие доктора Бреннера к барбитуратам уже стало наименьшей из наших бед.

– Вы продолжали сотрудничать с Бреннером после исчезновения Марго? – спросил Страйк.

– Да, пару месяцев, но вскоре он вышел на пенсию. Я еще немного поработал в «Сент-Джонсе», но потом перебрался в другое место. Чтобы только унести ноги. Амбулатория «Сент-Джонс» у всех вызывала слишком много неприятных ассоциаций.

– Как бы вы могли охарактеризовать отношения Марго с другими сотрудниками?

– Ну, давайте разберемся. – Гупта взял с тарелки второй рулетик с инжиром. – Дороти, секретарь-машинистка, всегда ее недолюбливала, но, думаю, из преданности доктору Бреннеру. Как я уже сказал, Дороти была вдовой. Женщины такого сорта – фанатичные – прикипают к своему начальнику и стоят за него горой. Всякий раз, когда Марго или я чем-нибудь вызывали нарекания или претензии Джозефа Бреннера, вся наша с нею рукописная корреспонденция и отчеты, которые полагалось представлять в отпечатанном виде, неизменно перекочевывали в самый низ стопки. Анекдот, да и только. Компьютеров в те годы не было, мистер Страйк. Не то что нынче… Айша, – он указал через плечо на верхнее фото с правой стороны от окна, – печатает сама, у нее в кабинете компьютер, вся диагностика компьютеризована, это, конечно, большое подспорье, а мы зависели от милостей секретаря-машинистки: куда же без нее? Да, Дороти не любила Марго. Общалась с ней вежливо, но холодно. Впрочем, – Гупта явно что-то припомнил, – Дороти, как ни удивительно, все же пришла на барбекю. Как-то в воскресный день Марго устроила у себя дома барбекю, тем летом, которое предшествовало ее исчезновению, – пояснил он. – Она понимала, что коллектив у нас недружный, вот и пригласила всех в гости. Предполагалось, что барбекю поможет… – Он вновь сцепил пальцы, молча изобразив сплоченность. – Ну и удивился же я появлению Дороти, зная, что Бреннер отказался сразу. Приехала она с сыном-подростком, лет, наверное, тринадцати-четырнадцати. Очевидно, у нее были поздние роды, особенно по меркам семидесятых годов. Мальчишка вел себя нагло. Помню, муж Марго его отчитал, когда тот разбил ценную вазу.

Почему-то частному сыщику вспомнился родной племянник Люк, как ни в чем не бывало раздавивший его наушники в Сент-Мозе.

– У Марго с мужем был прекрасный дом в Хэме. Муж работал врачом-гематологом. Большой сад. Мы с Джил привезли с собой дочек, но, поскольку Бреннер от приглашения отказался, а Дороти разобиделась за выговор сыну, план Марго, к сожалению, провалился. Разобщенность никуда не делась.

– Значит, все остальные приглашение приняли?

– Насколько я помню, да. Нет… постойте. Кажется, не пришла уборщица… Вильма! – Похоже, доктор Гупта был доволен собой. – Вот как ее звали – Вильма! Не ожидал, что вспомню… Я и тогда нетвердо знал… Точно: Вильма не пришла. А остальные – да, все собрались. Дженис тоже сына привела, мальчуган был помладше отпрыска Дороти и вел себя, помнится, куда приличнее. Мои дочери весь вечер играли с ним в бадминтон.

– Дженис была замужем?

– Разведена. Муж ее бросил – ушел к другой. Она не отчаивалась, ребенка поднимала в одиночку. Дженис была из тех, кто никогда не опускает руки. Молодчина. Жилось ей тогда нелегко, но, если не ошибаюсь, она потом опять вышла замуж, и я, когда об этом узнал, за нее порадовался.

– Дженис и Марго неплохо ладили?