Одержимость Малиновского - Маргарита Светлова

— Каждый думает по мере своей испорченности…

Не, ну обидно же. И вообще, девочка приличная.

— Мир, да тут с какой стороны ни смотри, только одна мысль: баба хочет, чтобы ей засадили. Ну так я готов тебе устроить секс-марафон.

— Ты чего, озверел?! — ужаснулась я от перспективы секса в лесу.

— А ты чего передо мной задницей крутила, а? — Смотрит так пристально, словно ожидая ответа. А вот фиг ему, не скажу, что специально так шла. — Идёт к двери, попой соблазнительно виляет… А фигурка-то улёт, осиная талия, крутые бёдра. Задница — аж дух захватывает, про охрененную грудь вообще молчу. Что, дорогая, делать будем? Ты мужика возбудила, пришло время последствий…

— Тронешь сейчас — возненавижу, — говорю без лукавства. Потому что не прощу такого обращения к себе.

— А… не сейчас? — с ухмылкой интересуется, немного отстраняясь, и, склонив голову на бок, с интересом рассматривает меня.

— Вань, ты поиздеваться решил? Так, от скуки.

— Нет, котёнок, это часть воспитательного процесса. — Он протянул руки и принялся расстёгивать мне пуговицы на блузке. — Бесит этот наряд секретарши-шл*хи, больше чтобы я не видел подобного на тебе. — Я дёргаться не стала, представила, что на мне купальник. В душе порадовалась, что трусики не стринги, а вполне закрытые, хоть и из кружев, бюстгальтер тоже нормальный.

— Да тебя всё бесит. Ты с детства меня своими запретами изводил: то я не то надела, то причёска херня, или же накрашусь — умоешь. Ваня, сколько можно меня доставать своими придирками?!

— Ты была соплячкой, чтобы носить боевую раскраску. Более того, ты в улучшении себя не нуждалась никогда. Так что считай это заботой.

— Тиранией.

— Пусть так, — произносит он глухим голосом, уставившись на мою грудь. А взгляд при этом… б-р-р. От него мурашки по коже.

Ой, и не нравится мне это…

— Вань… — дрогнувшим голосом пытаюсь его привлечь внимание. Он шумно втянул воздух и поднял на меня полный боли взгляд. — Всё в порядке?

Не… я, конечно, понимаю, что сидя связанной интересоваться о самочувствии у виновника этого беспредела — весьма странно. Но это же мой Ваня, он никогда бы не причинил вред. Был бы другой мужчинка, я бы не пыталась убежать, а вырубила его без зазрения совести, а вот Малиновского не могу. По двум причинам, первая: этот гад где-то отточил своё мастерство в рукопашном бою, причём основательно так… Неприятный сюрприз. Вторая: рука бы не поднялась на него, он же как родной. Малиновский же прикрыл глаза и, сжимая кулаки, пытается побороть своё внезапно появившееся желание. Женщины, что ли, у него давно не было? Возможно. Иначе как объяснить его постоянные намёки… Да какие там намёки — он прямым текстом говорит, что хочет интимной близости со мной! Только не будет этого, я не гожусь в партнёрши для экстренного снятия напряжения. Мне чувства нужны, любовь… Да уважение, в конце концов! А не его: «Мира, мать твою, делай, как я говорю!» Раньше он с нежностью ко мне относился, словно я фарфоровая статуэтка, но только мне исполнится четырнадцать лет, Ивана как подменили.

— Я в норме… — всё тем же глухим голосом отвечает и начинает снимать пиджак.

— Ваня, ты чего это задумал?! — заголосила я. Он покачал головой, и с осуждением смотря на меня, бросил снятый пиджак на капот.

— Не в том направлении думаешь, мелкая извращенка… — у меня даже челюсть отвисла от столь несправедливого обвинения. — Рот закрой, комар залетит… — рукой поставил на место порядком отвисшую часть моего лица. — Давай наручники сниму, хватит с тебя сегодня экстремальных тренировок, — приближается ко мне и, пристально смотря в глаза, заводит свои руки за мою спину. Я даже дышать перестала, насколько это был интимный жест. — Ну вот и всё, — отстраняется, я тут же прикрыла рубашкой оголённую грудь, Ванька, увидев, усмехнулся. — Посиди тут, я сейчас сумку твою принесу. — Только он отвернулся и сделал шаг, я не выдержала.

— Вань, что значит, это тренировка была? — опешила я от его слов. Он резко повернулся, как-то обречённо посмотрел на меня.

— Мир, не при таких обстоятельствах у нас будет первый раз… — только я собралась возразить, он перебил: — Будет, это вопрос времени. О единственном прошу, не виляй больше так соблазнительно задом, я же не железный, могу сорваться.

— Ты меня забыл спросить, хочу ли я этого! — взорвалась я, сидя голым задом на капоте, хорошо, что ткань юбки прикрывает перед. Иван, ничего не сказав, направился за моей сумкой. Когда он вернулся, всё так же молча поставил её на капот, подошёл ко мне и, расставив руки с двух сторон возле меня, пристально смотря в глаза, выдал:

— Обязательно спрошу, и ты мне ответишь: я… — пауза, и его взгляд опускается на мои губы, — принадлежу… — вновь переводит взгляд, и наши глаза встречаются в молчаливом поединке, — тебе. Вот в таком порядке. Может, только изменится то, как ты меня при этом назовёшь: Ваня, Малиновский, или любимый, кстати, последнее мне больше нравится. — Отстраняется, снимает с меня туфли, хватает свой пиджак и бросает на землю. — Иди сюда, строптивая моя. — Берёт меня за талию и опускает на свою вещь.

— Не жалко? — показываю глазами на пиджак.

— Это всего лишь тряпка… — Отворачивается и отходит в сторону. — Переодевайся, стиль спортивный, я смотреть не собираюсь, — произносит отрешённым голосом, вновь сжимая руки в кулаки. Злится, значит.

Я медлить не стала, быстро скинула то, что осталось от юбки, чулки, и, достав джинсы, принялась натягивать их.

— Такую юбку порвал… — ворчала я, застёгивая пуговицу на джинсах.

— Я не рвал её специально, просто ухватился за ткань, ты дёрнулась, результат знаешь… — я нервно хохотнула, беря футболку из сумки.

— У меня чуть сердце не остановилось, когда поняла, что произошло…

— А я-то как был удивлён… — тихо рассмеялся он.

Тут меня основательно накрыло, представив, как он прифигел, увидев мой голый зад. Долгие годы мне не было так спокойно и весело.

— Вань, как в старые добрые времена вернулась, на лет двенадцать назад… — посмеиваясь, высказала свои мысли вслух, Иван резко повернулся и полоснул меня таким… взглядом, что я невольно отшатнулась, прекратив ржать.

— Я бы не назвал их добрыми, по крайней мере, последние двенадцать лет. Не было там ничего весёлого, уж точно не для меня. Знаешь почему? — Подходит ко мне плавной походкой, с болью смотря мне в глаза. — Знаешь?! — прорычал мне в лицо, я лишь махнула головой, слова в горле застряли. — Двенадцать лет назад я стал одержим тобой и познал, что такое ад! — Вот это поворот. — Что, нечего сказать?

— Отчего же, есть. Когда один человек одержим другим, он ему мужей не подыскивает. — Теперь уже я разозлилась на его ложь, вспомнив слова Сашки про то, как Ваня мне женихов поставлял.

— Да было-то всего один раз! Я же о тебе заботился! — Не менее эмоционально парировал Ваня. — Ты думаешь, что мне то решение легко далось? Да я… — он замолчал, пытаясь справиться с эмоциями, или сказать ему нечего.