Трагедия русского офицерства - Сергей Волков

К превентивным арестам генералов и офицеров, в т. ч. и тех, которые были отстранены еще после февраля 1917 г., большевики приступили сразу после переворота, чтобы обезопасить себя от возможных выступлений, и часть расстреливалась (в Гангэ, например, был расстрелян командир дивизии подводных лодок Балтийского флота контр-адмирал Владиславлев). В конце 1917 — самом начале 1918 г. некоторые арестованные офицеры еще иногда освобождались, что было вызвано необходимостью использовать их против наступавших немцев (например, схваченные в январе члены «Петроградского союза георгиевских кавалеров»), но с конца января это перестало практиковаться. Расстреливались не только те, кто отказывался служить, но и служившие новой власти (как поступили 21 июня 1918 г. с выведшим Балтийский флот из Гельсингфорса адмиралом А. М. Щастным, чья жизнь была цинично принесена в жертву, чтобы оправдаться перед немцами, которым по договору должны были передать флот.). Не были оставлены вниманием и некоторые отставные видные военачальники, уничтоженные одними из первых. Например, в конце 1917 г. был арестован и убит живший с семьей в Смоленске бывший командующий Западным фронтов генерал от инфантерии А. Е. Эверт, генерал от инфантерии Н. Н. Янушкевич был убит конвоирами по дороге в Петроград, та же участь постигла жившего в Таганроге генерала от кавалерии П. К. Ренненкампфа, генералы от инфантерии Н. В. Рузский и Радко Дмитриев были уничтожены в Пятигорске. А. А. Брусилов, раненный в ходе октябрьских боев в Москве, по возвращении из лечебницы, пока не согласился перейти на службу к большевикам, два месяца провел в тюрьме и еще два — под домашним арестом.

В Москве расстрелы офицеров-участников сопротивления начались уже на следующий день после капитуляции полковника Рябцева: некоторые были вопреки обещаниям сразу отправлены в тюрьмы, а остальных начали арестовывать на другой день. С 20-х чисел ноября террор с каждым днем усиливался, расстреливали не только офицеров, но и их семьи, в начале декабря положение ухудшалось с каждым часом, расстрелы умножались, к 1 января уже непрерывно, день и ночь, расстреливали офицеров и интеллигентов[227]. Так продолжалось до осени, об отдельных расправах сообщалось в газетах. Сообщениями об арестах офицеров газеты были полны всю первую половину 1918 г. Сообщалось, в частности, что много офицеров было арестовано 17. 02 в Чите, 20. 02 в Муроме, Коврове и Нижнем Новгороде, имеется масса известий об арестах и убийствах одиночных офицеров или небольших их групп. Летом подобные сообщения учащаются. 23 июня сообщалось о расстреле офицеров в Ельце, 1 июля — об аресте на московском вокзале отправлявшихся в Вологду 45 офицеров, 5. 07 — об арестах офицеров в Рязани, 28. 07-400 добровольцев, собиравшихся на французский фронт, 2. 08 — о расстреле 4 офицеров в Москве, 4. 08-9 офицеров на Восточном фронте, 8. 08 — об аресте нескольких офицеров в Кунгуре, 10. 08 о расстреле в Московской губ. служивших в Красной армии 7 офицеров, 13. 08 о расстреле служивших в Красной армии офицеров в Витебске, Петровске и Моршанске и 10 гвардейских офицеров в Рыбинске, 19. 08 — об аресте 15 офицеров в Городке Витебской губ., 25. 08 — о расстреле нескольких офицеров в Костроме, 24–26. 08 — об аресте более 100 и расстреле 5 офицеров в Москве, 27. 08 — об аресте 30 офицеров в Великом Устюге, 28. 08 — о расстреле 2 офицеров во Владимире и т. д.

«Красный террор», направленный против всех потенциальных врагов их власти и официально объявленный большевиками 2 сентября 1918 г. (а фактически начатый сразу после захвата власти), всей своей силой обрушился прежде всего на офицеров. В приказе НКВД, телеграфированном всем губерниям, говорилось: «Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейших попытках сопротивления или движения в белогвардейской среде должен приниматься безоговорочно массовый расстрел. Местные губисполкомы должны проявить в этом направлении особую инициативу. Все означенные меры должны быть проведены незамедлительно.» В циркулярном письме ВЧК от 17 декабря 1918 г., предписывавшем взять на учет все «буржуазное населения», могущее быть заложниками, видное место занимали офицеры и их семьи. Причем и позже, когда оставшихся офицеров стали мобилизовывать в Красную армию, они продолжали относиться к этой категории населения, и семья такого призванного офицера могла быть взята в заложники и расстреляна, как это многократно и случалось. Причем уничтожению офицеров большевиками придавалось большее значение, чем даже их использованию в целях сохранения своей власти (когда отвечавший за комплектование армии Троцкий в октябре потребовал освободить всех офицеров, арестованных в качестве за-ложников, ЦК 25 октября отверг это требование).

Официальные данные ЧК о расстрелянных не отражают, разумеется, и 10 % реальной цифры. По ним получается, что за 1918 г. было расстреляно 6185 чел. (в т. ч. за первую половину года 22), а всего за три года — 12733; в тюрьмы было посажено в 1918 г. 14829 чел., в концлагеря — 6407 и заложниками взято 4068 (в 1919 г. — 5491)[228]. Не говоря о том, что помимо приговоров ЧК, к кото-рым относятся эти данные (охватывающие, к тому же, возможно, не все местные органы ЧК), по существующим инструкциям «контрреволюционеры» подлежали расстрелу на месте, каковым образом и была уничтожена масса людей, оставшихся даже неопознанными (кроме того, помимо ЧК расстрелы производились по приговорам ревтрибуналов и военных судов). Но главное, что лишает приводимые цифры всякой достоверности как сколько-нибудь полные, — тот факт, что массовые расстрелы проводились ЧК задолго до официального объявления красного террора (сотнями, например, по казанской организации, ярославскому делу и множеству других), т. е. тогда, когда было расстреляно, якобы, всего 22 человека. По подсчетам С. П. Мельгунова по опубликованным в советских же (центральных и некоторых провинциальных) газетах случайным и очень неполным данным за это время расстреляно было 884 человека[229]. Более чем за два месяца до официального провозглашения террора Ленин (в письме Зиновьеву от 26 июня 1918 г.) писал, что «надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример которого решает». Да и по сведениям самих большевистских газет нетрудно убедиться, что расстрелы ЧК, во-первых, начались задолго до (объявленного позже первым) расстрела офицеров л. — гв. Семеновского полка братьев А. А. и В. А. Череп-Спиридовичей 31 мая 1918 г., а, во-вторых, количество расстрелянных по публикуемым спискам намного превышает объявленое позже. В крупных городах по наблюдениям очевидцев расстреливалось ежедневно несколько десятков че-ловек (в Киеве, в частности, по 60–70)[230]. Наконец, по многочисленным свидетельствам, в списки включались далеко не все расстрелянные. По делу Щепкина в Москве в сентябре 1919 г. было расстреляно более 150 ч при списке в 66, в Кронштадте в июле того же года 100–150 при списке в 19 и т. д. За три первые месяца 1919 г. по подсчетам газеты «Воля России» было расстреляно 13850 ч. В январе 1920 г. накануне провозглашения отмены смертной казни (формально с 15. 01 по 25. 05. 1920 г., но которую никто, конечно, на деле не отменял — сами «Известия сообщали о расстреле с января по май 521 чел.) по тюрьмам прошла волна расстрелов, только в Москве погибло более 300 ч, в Петрограде — 400, в Саратове — 52 и т. д. По официальным данным одни только военно-революционные трибуналы с мая по сентябрь 1920 г. расстреляли 3887 ч[231].