Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке - Макс Ронге

Таким образом, вплоть до 1916 года, считавшегося по многим соображениям критическим, на политическом горизонте просматривался мир. Однако проходивший в городе Баня-Лука судебный процесс по делу о государственной измене уже достаточно четко демонстрировал настроения, царившие среди определенных политических кругов в Боснии. А в запасном батальоне далматинского 37-го пехотного полка ландвера обнаружилось даже объединение резервистов, не желавших сражаться против своих черногорских братьев. Тем не менее далматинские власти[94] продолжали пребывать в оптимизме, а министерство внутренних дел охотно использовало их доклады для предостережения военных, чтобы они не слишком доверяли излишне преувеличенным донесениям, поступавшим к ним от жандармов и агентов.

В этой связи начальник Генерального штаба заметил, что во времена Радецкого политические власти, несмотря на предупреждения фельдмаршала, тоже представляли ситуацию в тогдашних итальянских провинциях как вполне безобидную, в результате чего маленький Пьемонт[95], стремясь к национально самостоятельному государству, смог добиться своей цели. И это притом, что тогда в лояльности его населения сомневаться практически не приходилось.

В Галиции к русофильскому движению в последнее время добавилось также стремление создать независимую Польшу.

Все это говорило о том, что монархии, как и показало будущее, не стоило подвергать себя испытаниям войны. По крайней мере до тех пор, пока не будет достигнуто подавление хорошо известных вероятному противнику враждебных государству внутриполитических движений. А в безопасности с этой точки зрения мы были совсем не уверены, особенно после послания сербского премьер-министра Пашича русскому правительству в январе 1914 года, в котором содержалась просьба о поставках оружия. Как нам стало известно, в этом письме говорилось следующее: «Сербия должна быть вооружена и готова к окончанию весны, а для этого необходимо поставить требуемые артиллерийские орудия и винтовки». В общем, в Белграде явно горели нетерпением приступить к решительным действиям и не стеснялись в средствах для создания повода к войне.

В такой обстановке в июне 1914 года полковник Генерального штаба Оскар фон Хранилович-Шветассин и приступил к исполнению обязанностей начальника «Эвиденцбюро».

Все большие маневры, как это было заведено в последние годы, обеспечивались мероприятиями по линии контрразведки. Поэтому я и на сей раз отдал распоряжение о принятии соответствующими органами необходимых и не раз испытанных мер. Такое являлось особенно важным, поскольку на учениях, намечавшихся в конце июня 1914 года в Боснии, должен был присутствовать генеральный инспектор всех вооруженных сил наследник престола эрцгерцог Франц-Фердинанд.

Эрцгерцог поинтересовался, какие меры в этой связи будут предусмотрены по линии контрразведки, и ему было доложено, что обычно в результате предпринимаемых соответствующих мер предосторожности из района маневров удаляются многочисленные подозрительные личности. Но на этот раз я решил не ограничиваться этим и предусмотрел нахождение поблизости от наследника престола специально привезенных из Вены толковых детективов, а также выделение для обеспечения оцепления хорошо знающих местность полицейских сил.

Никогда прежде мне не казались эти мероприятия настолько важными, как на предстоявших маневрах, проводимых в столь неблагонадежной в политическом отношении местности. Однако, к моему неприятному удивлению, эрцгерцог отклонил мои предложения.

Для меня так и осталось загадкой, что или кто именно сподвиг его на такое решение.

Поскольку сразу за воскресеньем следовал День Петра и Павла1, то 28 и 29 июня я решил провести вместе с семьей в Вахау[96][97]. Вечером 28 июня мы сидели на террасе в уютном городке Дюрнштайн, как вдруг до меня дошел слух об убийстве престолонаследника. Несмотря на плохо работавшую по выходным дням телефонную связь, мне все же удалось связаться с военным министерством. Однако даже в «Эвиденцбюро» о подробностях ничего не знали, но сам факт ужасного злодеяния подтвердили.

Нельзя, конечно, утверждать, что моя служба могла предотвратить несчастье на сто процентов, но присутствие там достаточного числа проверенных и великолепно знавших свое дело людей могло бы значительно увеличить вероятность обнаружения готовящегося покушения. То, что убийство имело под собой политическую подоплеку, а его нити тянулись в Сербию, было для меня совершенно ясно. На такой вывод наталкивала вся полученная нами ранее информация.

Отклики, с которыми было встречено известие об убийстве престолонаследника в Сербии и Черногории, четко показали, что это преступление если и не было совершено по непосредственному приказу оттуда, то приветствовалось ими весьма радостно.

В обоих государствах стали укрепляться такие настроения, что министерство иностранных дел по просьбе начальника Генерального штаба потребовало от консулов максимального усиления бдительности, несмотря на и без того значительную активность в передаче ими информации. В тот же день мы тоже ввели первую степень повышенной активности для разведывательных служб, и в первую очередь для главных разведывательных пунктов.

В такой обстановке я хотел было отказаться от положенного мне летнего отпуска, но в Вене вплоть до 10 июля ситуацию не рассматривали как критическую. Начальник Генерального штаба и военный министр сами отправились в отпуск, поэтому и я поехал в Лофер, который находится в земле Зальцбург.

Новый начальник «Эвиденцбюро» занялся проведением предписанных мероприятий по сокращению штатов разведывательного аппарата и явно не думал о возможном возникновении войны. К тому же военный атташе в Сербии майор Геллинек 17 июля сообщил из Белграда, что там не верят в серьезность сложившегося положения.

Эту информацию подтвердил и один из наших надежных агентов, который доложил, что сербское руководство получило заверения России в том, что она всегда будет твердо стоять на стороне Сербии. По мнению русских, это наверняка должно было заставить Австро-Венгрию воздержаться от принятия каких-либо серьезных шагов.