Император - Андрей Посняков

Закричав, Вожников проснулся, выкатился из-под повозки и некоторое время лежал на спине, глядя в звездное небо. Господи… снова видение! И смысл его – более чем ясен. Егор ведь собирался идти… неважно куда… в Чехию пробираться или в Бранденбург, на север… И вот, оказывается, чем весь его путь закончится, так толком и не начавшись. Костер!!! Черт побери, костер… Ну как же так? И что делать? Видениям своим князь привык доверять – никогда они его еще не подводили, не возникали на пустом месте. Значит, понятно – схватят, по какой бы дороге ни шел. И что теперь? Затаиться на какое-то время здесь, в Аугсбурге? А на какое время? Что было в видении? Сначала явно – лето, потом…. Потом – осень, зима… Значит, до весны беглеца точно искать будут! Значит, продержаться до весны. А как? Что делать, где и на что жить? Пока-то, наверное, можно и с жонглерами – главное, им как-то помогать, не быть лишним ртом. Надо что-то придумать… что? Ах, как же душно!

Егор спустился к реке, разделся, нырнул в бурные воды, ощутив наконец желанную прохладу… и не только прохладу – холод! Выскочил на берег – зуб на зуб не попадал, видать, здесь, в верховьях, несшие в речку воду ручьи с горных склонов просто не успевали нагреться.

– Что, тоже не спится, Георг?

Услыхав девичий голос, молодой человек быстро отступил за куст. Хоть и ночь – да луна, звезды, не так уж и темно.

– Душно как, – спустившись к воде, Альма наклонилась, зачерпнула ладонями воду.

Напилась, умыла лицо:

– Жарко. Ты, я смотрю, купался?

– Купался, – тихо отозвался Егор. – Ты только не вздумай – холодно!

– Холодно? – Девушка обернулась, как показалось князю, с какой-то затаенной насмешкой. – В самом деле?

– Да-да. Тебе вряд ли понравится.

– Но тебе же понравилось.

– Так я с севера…

– Ну, вот и я… искупаюсь.

Потянувшись, Альма, ничуть не стесняясь, мигом скинула с себя всю одежку и неторопливо вошла в воду… поплыла… нырнула…

Черт!

Так и не показалась! Тут же ручьи… ноги свело, и…

Не раздумывая ни секунды, Вожников бросился в воду, нырнул… распахнул глаза… ну, где же она? Где?

Вынырнул… Альма уже плыла рядом!

– Действительно холодновато. Я уже и замерзла.

– Так вылезай на берег, чудо!

Девчонка и в самом деле была сейчас как чудо… чудо, как хороша! Изящная, легонькая, хрупкая… но эта хрупкость вовсе не производила впечатления беззащитности, наоборот, казалась обманчивой – такой же, как у дамасского кинжала или меча. И вовсе она не худая, нет. Модель!

– Слушай, мне и в самом деле холодно, милый Георг. Обними меня за плечи… согрей.

Призрачный свет луны, отражаясь в блестящих глазах юной акробатки, рельефно подчеркивал всю красоту ее тренированного гибкого тела: тонкую талию, стройные сильные бедра, изящную вогнутость пупка и грудь – маленькую, но упругую… которую так хотелось обхватить рукой… что князь и сделал, и услышал:

– Да! Я хочу этого, Георг… пожалуйста…

На месте Вожникова тут никто бы не устоял, не винил себя потом и Егор. Просто забыл в этот момент обо всем: и о далекой супруге, о том, кто он вообще такой и зачем здесь… Были двое. Плыла над головами луна… Нежная теплая кожа в капельках холодной воды… в быстро высыхающих капельках. Короткий вздох… Выдох. Соленый вкус поцелуя… тонкий, трепетный, изящный стан… плечи… бедра… Манящее ощущение прикосновений… и – огонь! Внезапно вспыхнувшее пламя! В широко распахнутых глазах девушки серебром взорвалась луна…

Альма стонала, изгибаясь, и, запрокинув голову, смотрела невидящими глазами в усыпанное золотыми звездами небо. Вокруг пахло жимолостью и мятой, и двое лежали в траве, в серебряном лунном свете тела их казались скульптурами.

– Как славно, – прильнув к Егору, девчонка заглянула ему в глаза.

– Согрелась? – гладя Альму по спине, прошептал князь.

Циркачка поцеловала его в губы:

– Согрелась, да… Хочешь, погадаю тебе?

– Может, не надо?

Вожников и в самом деле этого не очень хотел, опасаясь колдуний со времен бабки Левонтихи, с того времени, когда – исключительно по собственной вине! – оказался в прошлом. Опасался… и вместе с тем когда-то надеялся с помощью колдуний вернуться. Увы, не вышло.

– Давай, давай, вот, посмотри мне в глаза… нет, нет, не смейся… Ой…

Девушка неожиданно отпрянула, словно увидела вдруг в глазах Егора нечто странное и страшное. Даже задрожала, и кожа ее покрылась мелкими пупырышками.

– Ну, ну, милая барышня. – Егор растер Альме кожу между лопатками. – Ты и впрямь, что ли, замерзла?

– Нет, – рассеянно отозвалась девчонка. – Просто я… просто мне… мне показалось вдруг, что ты – чужой.

Князь посмотрел на звезды:

– Так я и есть чужой – с севера.

– Нет, нет, не с севера… не знаю, как и сказать… совсем из далекого далека. Поверь, я это знаю, чувствую – моя родная тетушка была колдуньей… три года назад ее сожгли на костре.

– Еще что ты про меня скажешь? – спросил Егор.

– Еще? – Альма вдруг рассмеялась, снова прильнув к любовнику всем своим горячим телом. – Еще скажу – что ты добрый. Очень-очень добрый – я тоже это чувствую, знаю. И еще знаю… – Девушка вдруг погрустнела, почти до слез, и тихо продолжила: – Еще знаю, что нам с тобой не быть вместе. Никогда! Просто – вот сейчас, здесь… недолго.

– Ты хорошая девушка, Альма, – так же тихо прошептал князь. – Добрая, сильная, смелая… Как ринулась мне на помощь, а!

– Но ты же оставался один, а их – много. Как же было не помочь?

– Вот я и говорю – смелая. Вы, кажется, пьесу собирались ставить? Ну, это… мистерию.

– Пьесу? Ах да… Хотелось бы, но…

– Могу вам в этом помочь. Я же этот… драматург, клянусь всеми святыми! Драматург.

– Драматург? – щурясь от утреннего солнышка, недоверчиво переспросил Корнелиус. – Ты, Георг, – драматург?

Егор пожал плечами:

– Ну да, а что в этом такого? Некоторые студенты изучают юриспруденцию, некоторые – богословие, иные – медицину… Так и я – драматургию изучал. Короче, могу вам поспособствовать с пьесой! И даже в ней сыграть… конечно, не главную роль, а так, на задворках где-нибудь – принеси-подай.

– Дра-ма-тург, – все еще не веря, по слогам повторил старый жонглер и, обернувшись, повысил голос: – Эй, вы, там! Наш Георг драматург. Слышали?

– Так это славно! – тут же подскочил Айльф. – Ко дню святой Афры мы уж точно разучим пьесу, мистерию! Неплохо заработаем, ага!

Бросив возиться с колесом, к костру подошел вечно угрюмый Готфрид и, шумно высморкавшись, осведомился: