Гавайская рапсодия - Дебора Тернер

— Но почему нет? Теперь мы оба знаем, что у нас не только замечательный секс, но и нечто большее. Разве теперь ты сможешь расстаться со мной?

Не в силах взглянуть ему в лицо, Констанс зажмурилась. Она боялась смотреть ему в глаза, которые имели сверхъестественную власть над ней.

— Ты же не хочешь на мне жениться. Помнишь, мы с тобой договорились, что все это нужно только для того, чтобы успокоиться…

— Тогда мы были идиотами. Посмотри на меня, Констанс. Ты ведешь себя, как маленькая девочка, которая не хочет слушаться и попусту упрямится. Не стоит.

Да, конечно, она упрямится, но дело не только в этом. Она отдавала себе отчет в том, что не имеет никакого права выходить замуж за Сиднея. Он улыбался, но его глаза смотрели прохладно. Они стали совсем светлыми. Сидней положил руку на невысокий холмик ее груди.

— Посмотри, какая у меня темная кожа по сравнению с твоей, — сказал он так, что у нее замерло сердце. — Темное и светлое. Может, я искал бы такое цветовое сочетание всю жизнь, если бы не встретил тебя. Понимаешь, Констанс?

Констанс не могла ни дышать, ни двигаться. Она прошептала:

— Не понимаю.

— Тогда выходи за меня замуж, и у нас будет целая жизнь, чтобы во всем разобраться и все понять.

Она резко вздохнула, накрыла его ладонь своей рукой и запинаясь сказала:

— Секс еще не любовь, Сидней. А жениться нужно только по любви.

— Как бы ни называлось то, что возникло между нами, мы должны это сохранить. Мы умеем говорить друг с другом, мы умеем спорить без ссор, нам хорошо вместе… Да, должен признаться, у меня была мысль, что, после того как мы переспим, как пройдет очарование новизны, мы станем друг другу не нужны. Но мне с тобой по-настоящему интересно. Не будет ли с моей стороны слишком самоуверенным предположить, что тебе так же хорошо со мной?

Констанс поднялась с его колен.

— Ты же знаешь, что да, — пробормотала она. — Но я не могу выйти за тебя замуж, твердо сказала она.

— Не можешь? — Его голос звучал жестко. — Или не хочешь?

Она должна сказать, что не хочет. Тогда он возненавидит ее и скоро забудет. Но Констанс не смогла сделать этого. Да и он не поверил бы.

К тому же ей не хотелось его обманывать, он не заслуживает такого.

И, когда она ему все расскажет, он уже не захочет на ней жениться. Может, даже станет презирать ее.

— Я должна была уехать отсюда, как только увидела тебя, — задыхаясь от волнения, проговорила она, — потому что уже тогда знала… всегда знала… у нас нет будущего. Сидней, мои родители — это Гордон и Джой Кармайклы. Наверное, ты о них слышал. Двадцать лет назад они работали в австралийском посольстве в Гонконге. А потом их обвинили в шпионаже в пользу Советского Союза. Они покончили с собой прежде, чем обвинение было официально предъявлено, так что никаких сомнений в их виновности не осталось. Если ты женишься на дочери таких людей, с твоей карьерой будет покончено.

Констанс слышала, что Сидней встал, но не подняла головы.

— Зачем ты мне все это рассказываешь теперь? — спросил он таким тоном, что у Констанс внутри все похолодело.

— Обычно я не болтаю об этом всем и каждому, — с болью в голосе ответила она. — Я вовсе не горжусь тем, что они сделали. Они разрушили не только свою жизнь, но и карьеру моей тети. Она тоже была на дипломатической службе, возможно даже стала бы первой в Австралии женщиной-послом. Но отмыться от грязи нельзя, Сидней. Если бы я вышла за тебя замуж, то испортила бы и твою карьеру тоже. Ведь еще многие политики и дипломаты помнят моих родителей и знают, что с ними произошло. И есть люди, которые только и ждут удобного случая, чтобы тебе навредить. Ты это знаешь не хуже меня. Тим Карсон, например. Все это очень грустно, но, к сожалению, от правды никуда не спрячешься.

— Я в состоянии справиться с любыми Карсонами, — высокомерно бросил он. Констанс покачала головой.

— Это был бы твой конец, Сидней.

— Констанс, это было бы… На ее ресницах заблестели слезы, комок подступил к горлу.

— Я знаю, что это так, — возбужденно перебила она Сиднея, глотая слезы. — Когда я рассказала Фрэнку об этой истории, он посоветовался с родителями, со своим дядей-послом и они в один голос заявили, что женитьба на мне стала бы концом его блестящего будущего.

— Господи, да они просто стадо старых баранов…

— Я не выйду за тебя замуж, — твердо повторила Констанс. — И когда ты сам хорошо подумаешь, то поймешь, что я права.

— Констанс, я знал, кто ты, еще до того, как мы расстались месяц назад.

Она не смогла скрыть удивления, такого поворота она никак не ожидала.

— Что? — выдавила она из себя.

Сидней прищурившись посмотрел на нее, его лицо было полно решимости и сострадания к Констанс.

— Тебя узнал один человек из нашей делегации.

— Это тот, из службы безопасности? — глухо спросила она. — Он подходил ко мне в спортивном зале.

— Да, Хоуптон. Он сказал, что ты очень похожа на мать и цветом волос, и чертами лица. Ты так же поворачиваешь голову, как она это делала, да и мимика та же. Хоуптон почти не сомневался, что узнал тебя, хотя ты сменила фамилию. Он посмотрел твое досье здесь, в отеле, но не удовлетворился им и связался со спецслужбой Австралии. И перед нашим ужином он сказал мне, что ты дочь Кармайклов.

— И поэтому Хоуптон тогда отозвал тебя? вдруг вспомнила Констанс. — А Тим Карсон знал об этом?

— Нет, конечно, — сказал Сидней. Это почему-то ее успокоило.

— Да, Хоуптон сказал мне об этом тогда, на лестнице, — продолжал он. — Но в этом нет ничего такого, Констанс, Обычная проверка. Ты ведь жила под чужим именем, никому не говорила о своем прошлом и по службе имела доступ к секретной информации.

— Вот как? Я не знала, что склонность к шпионажу передается генетически. Интересно, тебе Маккуин предложил позвать меня на ужин и использовать свое мужское обаяние, чтобы я с тобой пооткровенничала, не так ли?

Он замялся всего на сотую долю секунды, но Констанс все же заметила это, так как хорошо изучила его.

— Да.

А она-то еще принимала мистера Маккуина за порядочного человека. Еще одна разбитая иллюзия.

— Надо было напоить меня, пару раз поцеловать, чтобы я потеряла голову, а затем задать несколько вопросов, глядя мне в лицо? Так ведь? Такое задание тебе было дано?

Сидней пожал плечами.

— Может быть, он и имел в виду нечто подобное. Теперь ты понимаешь, почему я тогда был так зол, почему задавал тебе те бестактные вопросы. Я чувствовал сильное влечение к тебе, я боролся с собой. К тому же я должен был использовать свои чувства для того, чтобы собрать о тебе информацию. Это было омерзительно.

— Но ты все же сделал это, — глядя ему прямо в глаза, сказала Констанс.