Наследники Стоунхенджа - Сэм Крайстер

Они поймали такси у дома Кейтлин и поехали на север от реки, нырнув в пенистую волну увеселительных заведений. Эрик с Леоном пили кофе в соседней квартире и смотрели телепрограмму на одном из многочисленных мониторов, связанных с камерами наблюдения на площадке, в лифтах, на лестнице и снаружи. Обиженная Кейтлин забилась к себе в комнату — можно расслабиться, а не таскаться по Сохо или Вест-Энду, прикрывая ей спину. Обоим хотелось спокойной ночи. Назавтра они об этом пожалеют. Завтра они узнают, что среди визга, поцелуев и суматохи они кое-что упустили. Кое-что важное.

Кейтлин.

Сердитый голос из-за двери принадлежал не Кейтлин. Говорила Эбби Рихтер. Сейчас молодая американка забралась в огромную постель Кейтлин, предвкушая сладкий сон и возможность утром показать Эрику язык.

А Кейтлин устроилась на переднем сиденье жилого фургона «Фольксвагена», который по такому случаю арендовал Джек Тимберленд. Он повернулся к ней из-за потертой баранки.

— Винтажная штучка, — похвастал он и с иронией добавил: — Потрясный 1,4-литровый двигатель с ошеломительной скоростью шестьдесят миль в час уносит тебя в неведомое! Загляни назад.

Она, как маленькая, перебралась через спинку, чтобы порыться в жилой части фургона. И нашла шкафчик с закусками, DVD-плеер, телевизор с плоским экраном, микроволновку и холодильник, набитый шампанским, клубникой и тремя сортами мороженого.

— Вау! — восхитилась она, рассматривая упаковки и поглядывая на задние сиденья, легко раскладывавшиеся в двуспальную кровать.

Вернувшись на прежнее место, она чмокнула его в щеку.

— Я влюблена. Влюблена. Влюблена!

— Рад, что угодил.

— Мне так весело! Слушай, так куда мы едем?

— Туда, где ты еще не бывала. Туда, где бывали немногие, но многие мечтали побывать.

Она дала ему шутливого тумака.

— Хорош дурака валять! Рассказывай!

Он засмеялся:

— Ни за что. Сюрприз.

Они переехали на другой берег и свернули на запад, к Хаммерсмиту, мимо Брентфорда, проехали севернее Хитроу и погнали к югу по бесконечной черной асфальтовой реке. Размяли ноги на станции обслуживания под Флитом, снова влезли в машину, и Кейтлин скоро уснула.

Джек еще час провел за рулем, разгоняя усталость под звуки радио и поглядывая на спящую красавицу на соседнем сиденье. Иногда он брал ее за руку. Просто подержать. В мыслях его заносило далеко. Он мечтал о гораздо большем, чем их пока связывало. Наконец он увидел знак, которого ждал, и свернул с дороги. Остановился, заглушил мотор и принялся раскладывать кровать.

Внезапная тишина расшевелила Кейтлин. Он склонился над ней, погладил по голове и шепнул:

— Мы на месте.

Она невнятно забормотала. Глаза открылись, но смотрели еще сонно.

— Давай, устраивайся здесь. Выспишься еще немного.

Она проснулась настолько, чтобы перебраться на приготовленную им кровать. Свернулась калачиком, а он лег рядом и натянул одеяло. Она, не открывая глаз, спросила:

— Где мы?

— Подожди до восхода, — ответил он и нежно ее поцеловал.

Ли Джонс потерял счет времени. Он не знал, сколь-ко пролежал, то приходя в себя, то снова теряя сознание. Он запомнил только минуты, когда боль пронизывала тело и крик застревал в горле.

Нагой, лежа ничком на полу Великого зала, он был близок к смерти. Он потерял несколько пинт крови. Ледяная Плаха под ним отнимала тепло у тела.

Он проснулся. Ощутил низкий ритмичный гул в голове. Обрадовался, что жив. Сумел шевельнуть рукой. Веревки перерезали. Двое Помощников в плащах с капюшонами, заметив его движение, шагнули вперед. Заботливо подняли и завернули его в одеяла.

Кончено.

Джонс закоченел и едва передвигал ногами. Все чувства странно обострились. Он не чувствовал ног, но слышал громкое эхо своих шагов, словно ступал по коже гигантского барабана. Помощники поддерживали его, направляя по холодному полутемному коридору.

— Мы ведем тебя в комнату очищения, — сказал далекий голос. — Ты вымоешься, оденешься и получишь инструкции.

Слова будто отпечатывались в воздухе, как звуковые волны на ленте записи. Джонс оглянулся через плечо и увидел тянущиеся за ним подобно разноцветному хвосту воздушного змея слоги.

Должно быть, они его опоили. Галлюцинации.

Они отвели его к глубокому каменному рву, в который с ревом падал поток воды. Красной воды. Красной, как кровь. И от нее поднимался пар, как от пролитого томатного супа. Нагой испуганный Джонс замер как вкопанный.

— Все хорошо, доверься нам. — Помощник поставил ладонь под каскад крови, и она, коснувшись его кожи, стала прозрачной. Прозрачной, как хрусталь. Чистой, как горный ручей.

Джонс шагнул под струи и закрыл глаза. Теплый пар с железистым запахом. Словно тысячи иголочек кололи кожу головы. Горячие струйки шипами обнимали голову, и сердце гулко стучало.

Понемногу онемевшие нервы оживали под теплым душем. Он взглянул на свои руки и тело. Прозрачная вода. Никакой крови. Все нормально.

Помощники стояли на краю рва, держа наготове полотенца. Он шагнул наружу, оставляя на плитах пола мокрые следы. От него по комнате расходился туман. Перед собой он увидел свою одежду и грубую накидку. Свою. Он — один из братства Ремесла. Он принят.

В углу стояло зеркало в полный рост. Он повернулся, чтобы увидеть, глубокие ли раны оставил на его спине Мастер. Странно. Он вывернул правую, потом левую руку, надеясь увидеть следы посвящения. Покосился на зеркало.

— Что же это?

Стоявшие рядом люди молчали.

— У меня текла кровь. Но я не вижу шрамов. — Он снова изогнулся перед зеркалом. — Ничего не осталось. Ни следа.

Дверной проем заполнила фигура человека в плаще. Джонс узнал худое лицо под капюшоном. Шон Грабб, Серпент, его брат по Ремеслу.

Гордый наставник улыбнулся своему протеже:

— Одевайся, Лацерта. Нас ждет важное дело.

Суббота, 19 июня

В пятом часу утра небо стало светлеть. Джек ласково растолкал Кейтлин. Она на ватных ногах выбралась с его помощью из фургона, зуб на зуб не попадал в утреннем холоде. Он поспешно вытащил пару одеял и мешок с припасами из холодильника.

— Где мы? — пробормотала она, уютно устроившись под его рукой в теплых одеялах. — Я ничего не вижу.

— Через минуту увидишь. Это — кусочек старой Англии. Завтра здесь будут толпиться тысячи хиппи вроде тебя, но это утро только наше. Твое и мое. Я его забронировал.

— Забронировал?