Шкуро. Под знаком волка - Владимир Рынкевич

Следующим утром, когда северный ветерок подбадривал построившихся для похода казаков, а Кирилл Иванович стоял перед своей ротой, вглядываясь в лица, выискивая тех, кому можно доверять, к нему подъехал на своем светло-гнедом с черной гривой коне Солоцкий. Отозвал в сторонку, конь переступал нетерпеливо в ожидании похода.

— Я был прав, Кирилл Иванович: угадайте, куда мы идем.

— Планировалось в Ставрополь.

— Я же говорил вам, что это пустая болтовня. Идем в обход города на восток, на Бешпагир.

Солоцкий тронул коня шпорой и поскакал к голове колонны. Ветер усилился, погнал облака в сторону гор, открылось солнце, засверкали рукоятки шашек у всадников, трубы музыкантов, офицерские погоны.

— Трубач, играй поход! — скомандовал Шкуро.

Пластуны сели в повозки, Гензель — с подхорунжим Климовым, молчаливым опытным фронтовиком с несколькими медалями и Георгиевским крестом на груди.

Колонна двинулась. Впереди — 1-й Хоперский полк. Грянула песня:

Вдоль по линии Кавказской

Млад сизой орел летал.

Он летает пред войсками

Войсковой наш атаман…

V

В Бешпагир пришли в середине дня. Ветер не утихал, Шкуро приказал раскинуть палатку для штаба, разослал разъезды во все стороны. Сидели в палатке со Слащовым, Солоцким и Калядиным.

— О чем задумался, Андрей Григорьевич? — спросил Солоцкий. — Может, на Ставрополь хочешь повернуть?

— Скучаешь по городу, Семеныч? Если так сильно тебе манится, то я могу хоть сегодня его взять.

— Андрей Григорьевич любит пошутить, — сказал Слащов.

— И все-то ты во мне сомневаешься, Яков Александрович. А зря ты это. У меня план без шуток.

В тишине дня вдруг возникли посторонние звуки. Еще не успели понять, что происходит, как почти рядом с палаткой разорвалась граната. Мелкие осколки сыпанули по брезенту. И пулемет заработал где-то недалеко, и топот коней, и крики казаков, и еще что-то…

— Вот это не шутки, — сказал Слащов.

— Все выскочили из палатки, и поняли, чем вызваны эти звуки: грузовики с пулеметами и горным орудием. Казачий разъезд скакал от них по улице. Одна лошадь была уже без всадника.

Коноводы подали лошадей бегом. Шкуро и сопровождавшие поскакали к полкам, расположившимся в поле на обед. Там уже засуетились, беспорядочно скакали всадники, бежали пластуны.

— Семеныч, давай к Лабинскому полку! — крикнул Шкуро. — Разверни в лаву с той стороны, чтобы ни один грузовик не ушел, а я с хоперцами их прижму.

Через несколько минут лава с лихими криками уже мчалась на ворвавшихся в селение красных. Грузовики разворачивались и, отстреливаясь из пулеметов, мчались в сторону Ставрополя. Только два не успели проскочить. Машины остановились, окруженные казаками. Из них выходили с поднятыми руками матросы и красноармейцы. Шкуро с адъютантом подъехали сразу. Их обогнал Саша Мельников, скачущий безумным галопом с обнаженной шашкой.

— Не троньте их! — кричал Мельников. — Они все мои!

Он подскакал к расступившимся казакам и рубанул шашкой матроса.

— Саша, стой! — крикнул полковник. — Командира оставь для допроса. Вон того.

Кровавой полосой наискось от плеча раскололась белая матроска. Вслед за ним упал другой с залитым кровью лицом, а Мельников все рубил, крича:

— За отца всю вашу армию изрублю!..

Командира — пожилого помертвевшего от страха выволокли из группы смертников. Он был в фуражке, новой гимнастерке, с маузером на поясе. Оружие, конечно, мгновенно отняли.

Шкуро допрашивал его в своей палатке сам, присутствовали только Перваков и опытный разведчик Козлов. Страх смерти пробудил у красного командира невероятную интуицию — он почувствовал, что надо от него белому атаману, маленькому и напряженно злому.

— Мне стало известно, — говорил пленный, — что комиссар Петров из Ставропольского Совета получил секретный приказ — по случаю вашего наступления вывезти казенные деньги и ценности. Он поедет завтра на Дубровку, а оттуда свернет на Святой Крест. Там его будут ждать. Они у меня взяли грузовик…

— Откуда знаешь? — спросил полковник.

— Один из сопровождающих мой старый друг. Мы с ним выпили, ну и…

— Если врешь, по кусочкам от тебя будут отрубать.

— Чего мне врать-то? Только не убивайте. Я вам помогу. В Дубровке покажу Петрова.

— Козлов, знаешь Петрова? — спросил полковник. — Есть такой в Совете?

— Есть, Андрей Григорьевич. Я его видел. Он из офицеров.

— Значит, не нужен ты нам, командир.

— Но я же все сказал. Не убивайте. Я в красные случайно попал. Служил в сто пятьдесят четвертом Дербентском и вместе с полком пришлось…

Полковник Шкуро пьянел в бою, со звериной радостью рубил врага, не испытывая никакой жалости к рассеченным, исходящих кровью телам, к предсмертному вою, к мольбам о пощаде, но убивать безоружного, сдавшегося на милость, считал не казачьим делом, хотя и не мешал своим расправляться с пленными. Приходилось помнить о том, что уже по всей Кубани о тебе говорят, Как о народном защитнике, геройском атамане, поэтому надо показать себя еще добрым и милостивым.

— Не трясись. Отпущу тебя и документ дам. А ты дай слово, что не будешь воевать против нас. И о моем допросе никому, а то узнаю — и сдам тебя комиссарам.

Пленного отпустили, и полковник сказал своим:

— Идем на Дубровку. Ты, Козлов, возьми наших ребят и давай вперед. Все грузовики, да и повозки, будем ворошить, а Петрова найдем. Впереди у меня пойдет подъесаул Васильев, я ему скажу, что ты с моим заданием, и прикажу арестовать всех подозрительных и показать их тебе. Упустите — пошлю догонять. Хоть до Москвы.

Полковник со своим войском сделал сорокакилометровый марш-бросок и въехал в Дубровку на следующий день. Подъесаул Васильев и Козлов встретили его у большого многооконного дома с трехцветным флагом над крыльцом.

Васильев молодецки доложил, что приказ выполнен: комиссар Петров арестован, захвачены два его грузовика и ящики с ценностями. Полковника Шкуро и в этой мужицкой деревне охватила непонятная нудная тяжесть, будто он все это уже видел в каком-то странном забытом сне. И флаг раздражал.

— Кто повесил? — спросил Шкуро.

Встречающие даже не поняли вопрос.

— Кого? — почти испуганно переспросил Васильев.

Шкуро сам почувствовал нелепость вопроса, и это его еще больше расстроило и разозлило.

— Кого, чего! Флаг кто повесил?

— Так это же российский. Мы идем к Добровольческой армии, — растерянно объяснялся Васильев. — Если от них кто-то приедет… А у нас вот флаг…

— Пусть, — махнул рукой полковник. — О Петрове доложите отдельно. Этот дом под штаб заняли? Вот здесь в моей комнате поговорим.