Игрок - Майкл Толкин

А что, если она купит книгу, и ее экранизируют, и фильм будет пользоваться успехом? Она недостаточно сильный игрок для такой игры, о ее заслуге забудут. Или это ему хотелось бы, чтобы она была недостаточно сильна? Поручили бы ей такое задание, если бы не были в ней уверены? Если он собирается когда-нибудь жениться, разве она ему не подходит? На ком еще ему жениться? Он должен жениться на коллеге, иначе не сможет полностью отдаваться работе. Люди, искавшие супругу на стороне, потом признавали, что совершили ошибку. Они говорили, что потеряли что-то в своей жизни. Вероятно, подумал он, они потеряли успех. Он мог бы жениться на агенте, но пока он работал на студии, его могущество тяготило бы ее; иногда легче помочь друзьям, чем члену семьи. Он мог бы жениться на юристе, на ком-нибудь, кто работал бы на студии или в крупной юридической фирме, но он немного завидовал стабильности положения юристов. Не важно, насколько он могуществен в данный момент, но какая гарантия, что он будет иметь такое же или большее влияние в шестьдесят? А хороший юрист будет продолжать заниматься своим делом и богатеть. Итак, он не может жениться на юристе, потому что у него нет уверенности в своем будущем.

Не женится ли он на самом себе, женившись на Бонни Шероу? На менее агрессивной версии самого себя? Время от времени он ходит на вечеринки или к кому-нибудь в гости и там встречается с людьми, работающими вне киноиндустрии, – с банкирами, врачами, галерейщиками. Иногда там бывают незамужние женщины, которых пригласили специально для него. Из этого ничего не получалось. Он терпеть не мог объяснять, чем он занимается, а они всегда спрашивали. Им было интересно узнать о Голливуде. Он возмущался, когда их интересовали сплетни, его раздражало их высокомерие, когда они этого не делали. Может быть, ему было скучно? Они наводили на него скуку. Возможно, и он наводил скуку на них. Естественно, они готовились к встрече с ним и, если были крутыми, видели в нем интересного мужчину, у которого была интересная работа. Такая работа была, может быть, у двадцати человек во всей стране. Иногда они не знали, о чем с ним говорить. Возможно, они боялись говорить о том, что интересно им. Это не имело никакого значения, все равно у них были разные интересы. Они были дилетантами. Он никогда бы не смог жениться на дилетанте. Они любили кино не так, как его любил он. Они спрашивали: «Почему Голливуд снимает такое ужасное кино, почему потворствует самым низменным страстям, почему упорно делает фильмы, которые всех нас унижают?» Им нравились европейские фильмы. Они не получали удовольствия от американского боевика, но если им показывали японскую копию вестерна, они обожали ее до безумия. Идиоты. Жалкие дилетанты. Грушевидные недоумки, застегнутые на все пуговицы, ноющие о кинематографе. Их дурацкий кинематограф субсидировался государственными телестанциями. Все это – европейская афера с целью показать, что в Америке нет настоящей культуры. А их вычурные историйки с печальным концом проваливались как здесь, так и там. Гриффин считал, что все они ничтожества, чопорные снобы, ездящие на жалких «саабах». Вдруг он понял, что и Дэвид Кахане и Автор были неудачниками. С одной стороны, их вычурный европейский вкус и неестественная любовь к старым фильмам, а с другой – здоровый американский народ, миллионы, которые создают кинозвезд, народ, требующий шик-блеска, эмоциональных американских горок, громкого смеха, великих катастроф и слез ручьем. Он избегал дилетантов, поскольку знал их аргументы. Он полагал, что Автор был частью этой вечно недовольной толпы, отрицающей развлечение из страха, что если оно им понравится, их могут принять за жлобов. Точно, Автор был дилетантом, одним из них.

Теперь он ненавидел Автора. Ему хотелось его спросить: что ты делаешь в киноиндустрии? Ты не понимаешь, почему зрителям нравится хороший глупый фильм. Думаешь, мы снимаем такие фильмы, потому что глупы или думаем, что зрители глупы, но это ты корчишь презрительную мину. А какие фильмы нравятся Автору? Возможно, Автору нравится нуар.[23]Возможно, ему нравятся полутона и нравственные дилеммы. Возможно, он терпеть не может дешевых комедий и фильмов, на которых зрители рыдают, потому что хороший человек умирает от болезни. Гриффин устал от Автора, устал оттого, что он стал помехой в его и без того нелегкой жизни. Если Автор хочет, чтобы его фильмы снимали, он сначала должен пройти отбор Гриффина. Если он не сможет заинтересовать Гриффина, ему нечего делать в кино. Все просто. А если он считает себя выше Голливуда, пусть тогда последними словами, которые он услышит в этой жизни, бу дет кредо игрока: «Я обожаю публику, я – публика».

Гриффин вошел в «Гриль» в начале второго. Он опоздал. Юристы и агенты, постоянные посетители, приветственно кивнули. Среди них был Витковер, который накричал на него две недели назад. Витковер помахал рукой. Зал был полон счастливых людей, миллионеров и тех, кто помог им стать миллионерами. Зал с деревянными панелями, уютными кабинками и маленькими столиками должен был напоминать о старом Голливуде, о «Муссо», или «Френксе», или о другом ресторане-гриль начала двадцатых годов с их высокими жестяными потолками. Гриффин знал, что Автор сказал бы: все это искусственное, как Диснейленд, вся страна заражена декорированием, скоро вовсе не останется естественного стиля, ностальгия душит настоящее. Кино превращает Америку в кино, вот что сказал бы Автор. Гриффин уже не раз слышал этот аргумент и не принимал его. Ему нравились кафе, похожие на комедии, где официантки играли роли официанток, а меню было в стиле пятидесятых. Ему нравился «Гриль», который выглядел как ресторан, специализирующийся на мясных блюдах в старом Голливуде, и это было смешно, поскольку никто в новом Голливуде не ел на обед мяса. Обычно ели салат или отварную рыбу. Никто больше не пил мартини. Бутылки в баре тоже были для декорации. Чем плох обед на съемочной площадке? Автор, полагал Гриффин, возненавидел бы здесь всех. Неудивительно: он просто завидовал.

Дэнни Росс уже сидел за обычным столиком Гриффина, у стены в передней части зала. Гриффин обрадовался. Выдался шанс загладить вину перед Дэвидом Кахане. Росс встал, когда Гриффин представился, пустив в ход все свое очарование. Они обменялись рукопожатием. Высокий и нервный, Росс чересчур быстро отдернул руку, и Гриффин едва успел ее коснуться. Он был немного старше Гриффина, лет тридцати шести. Не староват ли он для дебюта? У Росса не было репутации. Почему он не нашел другого занятия в жизни?

– Давайте заказывать, – сказал Гриффин, кивнув официанту. – Вы уже выбрали?

Росс заказал салат «кобб» – листья латука с индейкой и беконом. Гриффин заказал то же самое. Росс стал намазывать булочку маслом, и крошки от корочки упали на скатерть.

– Итак, – сказал Гриффин, – что нового?