Второй шанс для двоих - Игорь Гребенчиков

по цвету и настроению, собранные вместе, складываются в завершенную картину. Последние сутки были из их числа. Часы, которые я провел на субботнике, составляли первый, пурпурный и уже немного дымчатый. Затем морозно-голубое мгновение, когда я чуть не поддался на искушение Пионера начать второй круг в «Совенке». Болезненно-зеленый и мерцающий участок последнего часа, и наконец, сверкающий и прозрачный — наш поцелуй.

Алиса улыбнулась уголками губ, потом, поерзав, положила голову мне на плечо:

— Знаешь, Макс… Так приятно осознавать, что рядом сидит твой мужчина. Ты даже не представляешь…

— Согласен, — киваю. — Что не представляю. Представлял бы — сейчас бы не ты сидела, а какой-нибудь Сыроежкин.

— Да ну тебя! — фыркает рыжая. — Как был неромантичным пнем, так и остался, хоть кол на голове теши.

Увы, что есть, то есть. Не рыцарь на белом коне. Хотя, если так уж подумать, — те тоже вообще ни разу романтиками не были. Какая там романтика, окститесь и забудьте ваших Айвенго, Средневековье на дворе.

— Да, кстати об этом, — проговариваю я со всеми степенями осторожности. В голову тут так некстати пришло… Этот момент нужно прояснить сейчас. Ляпнуть-то ляпнул уже, никуда не денусь, но все же… — Давай пока немного подождем с, ну, теми словами, ладно? Хотя бы до конца смены. Мне теперь привыкнуть ко всему этому нужно, а просто так разбрасываться я не хочу из уважения к тебе.

Алиса неожиданно замирает. Потом совершенно по-мальчишески подмигивает, поморщив хорошенький носик:

— Да, для тебя так это тем более будет чревато. Скажешь заветные три слова, а потом тебе опять моча в голову ударит. Повезло тебе, что я умная девушка и прекрасно это понимаю.

Я облегченно улыбаюсь. Чуть морщусь от боли, но виду не подаю.

— Обыкновенно, — давай, Максим, пошути, это же ведь так сейчас жизненно необходимо. — Это девушкам только кажется, что они умные. А на самом деле просто самоуверенные.

— Ах ты! — Алиса вскакивает с койки и нависает надо мной, сжав кулачки. — Сволочь! Побила бы тебя, да ты и так покалеченный. Причем, судя по всему, по жизни!

Манерно вздохнув, я поудобнее устроился на койке, начисто проигнорировав угрозу. Еще и глаза прикрыл. Поэтому то, как Алиса вновь подобралась ко мне, я только почувствовал. Еще и за ухо укусила.

— Ай, — как можно более жалостливее выдаю я.

— Заслужил, — бросила девушка в ответ.

За большим окном изолятора потихоньку прекращал свою тоскливую песню нудно морщинящий лужи дождь. А впереди нас с Алисой ждали определенно тревожное утро очередного дня этого внезапного лета, явно не самый лицеприятный разговор с вожатой, отходняк от всего произошедшего и теперь уже совсем другая жизнь.

Не скучная, не интересная, не будничная, не праздничная, — а просто какая-то другая, я почему-то так думаю. С обязательным теперь местоимением «Мы».

Послесловие. Где-то в катакомбах под старым лагерем. Пионер не знает, сколько времени прошло с того момента, как он в последний раз выбирался на поверхность. Время в принципе перестало иметь для него значение уже давным-давно. Сотни смен назад. А может и тысячи… Пионер сам уже ни в чем не уверен. Да и зачем уже эта информация? Какая, в общем-то, разница, сколько он уже провел в этом лагере. Это все равно ничего не поменяет. Даже когда он и пытается думать об этом, то мысли суматошно разлетаются в разные стороны, словно те летучие мыши, что живут здесь в трещинах между сталактитами.

Сейчас вокруг лишь черный камень и черный песок. Из света — лишь одиноко весящая над столом лампочка, освещающая шахматную доску, где Пионер лениво передвигает фигуры то с одной, то с другой стороны. Со временем оказалось, что играть в шахматы с самим собой — довольно увлекательное занятие.

Он ее не видел. Да и не услышал, как она подошла. Он просто почувствовал ее присутствие за своей спиной. Так чувствуют спинку в кресле — тебе не обязательно облокачиваться на нее, чтобы знать, что она есть.

— Свали, мешаешь, — произнес Пионер совершенно бесцветным голосом.

Лампочка едва высвечивала сзади него силуэт миниатюрной девушки. И даже в такой темени можно было сказать, что с этим силуэтом что-то не так. Когда девушка подалась чуть ближе к свету, то он также выхватил и кошачьи ушки вместе с хвостом, подрагивающим из-под коричневого платьишка.

— Я удивлена, — Юля с присущим ей извечным любопытством разглядывала открывшуюся ей картину. — Ты перестал похищать кибернетика, чтобы сыграть с ним партию? С каких пор?

— А толку уже играть с этим дегенератом, я все ходы его выучил уже давным-давно, — все так же без эмоций ответил Пионер. — А от себя всегда можно ждать каких-то откровений. Свистнул у этих педиков доску и играй в свое удовольствие. А ты чего довольная такая? Грибов опять обожралась?

— Нет, — задорно поджав хвост, Юля облокотилась за край стола. — Просто у меня хорошие новости — наконец-то все сдвинулось с мертвой точки. Даже несмотря на твои старания в обход нашего спора.

Белки глаз у Пионера сверкнули в полумраке и, поддавшись секундному порыву ярости, тот смел шахматную доску. Раскиданные фигуры разлетелись по всем углам катакомб.

Двое этих ОМП с самого начала не виделись ему удачной кандидатурой для доказательства его правоты. Увы, Юля по каким-то ведомым только ей одной причинам настояла именно на них. Один — тупая перекачанная будка, типа «сам себя шире», произведенный не иначе как по спецзаказу в очередном областном питомнике и представляющий из себя какую-либо ценность только в виде медицинского пособия о вреде приема анаболиков. Простой до такой степени, что даже не смешно.

С очкариком Пионеру уже казалось, что будет поинтереснее. Неудачник на периферии между таким же как он зверем и еще обычным человеком. Уж он, если правильно подтолкнуть, мог бы превосходно сыграть отведенную ему партию, но… Но…

— Сука! — заорал Пионер. — Рыжая тварь! Ничего, я… Я заставлю припадочную снова повесить эту гадину, не впервой…

Стремительным, незаметным взгляду движением, Юля сгребла того за воротник потасканной формы, прислонила к стене и влепила хлесткую пощечину:

— Если ты это сделаешь, то я…

— Что? — хмыкнул Пионер. — Лишишь меня власти над циклами? Даже у тебя уже нет такой силы. Отправишь меня домой? Так я только того и жду. Так что ты сделаешь, милая? И вообще, тебе не кажется немного лицемерным строить из себя поборника добра, при этом затачивая людей в этот плен?

— Ты знаешь, что я не могу отправить тебя домой, Семен. Как и то, что ты не можешь отсюда выбраться, это сугубо твоя вина, — ответила Юля, выпустив того из