Звездная пыль - Нил Гейман

В итоге все остаются довольны. И хотя случаются, конечно, разочарования мужей, которые возвращаются не вовремя, когда срок действия предыдущего мужа еще не истек, – такие дела разрешаются дракой, а для утешения проигравшего существуют винные лавки. Почти все моряки не чуждаются подобных соглашений – ведь все-таки приятно, когда находится хоть одна живая душа, которая заметит, если ты не вернешься с моря, и оплачет твою смерть. А жены, в свою очередь, утешаются мыслью, что мужья, несомненно, тоже им неверны – они куда больше, чем к ним, привязаны к морю, и море остается им матерью и возлюбленной. А когда приходит время, именно морю принадлежит право омыть тело любимого, выбелив его до жемчужной, коралловой и костяной чистоты.

В этот самый городок Скейтс-Эбб и прибыл однажды ночью лорд Праймус, весь одетый в черное, с бородой густой и жесткой, как аистово гнездо на городской трубе. Он приехал в карете, запряженной четверкой вороных коней, и снял комнату на Кривой улице, в «Отдыхе моряка».

Хозяевам он показался весьма странным постояльцем, потому что приехал с собственной едой и питьем, отнес бутылки и свертки в свою комнату и запер в сундук. Сундук он отпирал, только чтобы достать себе яблоко или кусок сыра или налить перцовой настойки. Чтобы никто даже случайно его не потревожил, лорд занял самую верхнюю комнату в гостинице, устроенной в высокой башенке на скале.

Он потратил пригоршню медяков на уличных мальчишек, чтобы те сразу же докладывали ему о любом встреченном незнакомце, пожаловавшем в город по воде или посуху. В особенности им надлежало высматривать высокого и костлявого черноволосого парня с худым лицом и безразличным видом.

– Праймус определенно учится осторожности, – сказал Секундус пятерым своим мертвым братьям.

– Как говорится, – поддержал его Квинтус тоскливым мертвым голосом, который тем днем прозвучал плеском далеких волн, набегавших на песок, – кому надоело следить, нет ли за плечом Септимуса, тому надоело жить.

Утро в портовом городке Праймус обычно посвящал разговорам с капитанами, чьи корабли стояли в гавани. Он щедро угощал их грогом, но сам не пил и не ел вместе с ними. После полудня лорд отправлялся осматривать корабли в доках.

Вскоре слухи, расползавшиеся по Скейтс-Эббу с огромной скоростью, обрели большую определенность: бородатый господин собирается сесть на корабль, плывущий на восток. За этим открытием последовало еще одно: он отправляется на «Сердце мечты», корабле капитана Йанна, судне черного дерева с палубой, крашенной алым. Судно сие обладало более-менее сомнительной репутацией (каковое выражение подразумевает пиратские рейды в дальних просторах) и собиралось отплыть, как только бородатый господин прикажет.

– Добрый сэр! – обратился к лорду Праймусу уличный мальчишка. – В город берегом прибыл чужестранец! Он остановился у госпожи Петтьер. Из себя такой тощий, на ворона похож; я видел, как он в «Реве океана» угощал грогом весь кабак. Говорит, что он – моряк, оставшийся без места, и ищет себе работы на каком-нибудь корабле.

Праймус погладил мальчика по грязной головенке и дал ему медяк. После чего вернулся к своим приготовлениям, и после полудня было объявлено, что «Сердце мечты» снимается с якоря через три дня.

В последний день перед отплытием «Сердца мечты» Праймус продал черную карету и лошадей одному конюху с Торговой улицы и отправился в гавань, по пути раздавая мальчишками мелкие монетки. Он вошел в каюту на «Сердце мечты» и строго-настрого приказал никому его не тревожить ни по какому поводу, пока их с городом не будет разделять по меньшей мере неделя пути.

Тем же вечером с матросом, отвечавшим на судне за такелаж, приключился несчастный случай. Будучи пьян, он поскользнулся на мостовой Таможенной улицы и сломал бедро. Хорошо еще, что нашлось кем его заменить – пришлым моряком, с которым на пару бедняга напился тем вечером. По странному совпадению, пьяный весельчак упал, когда пытался по просьбе собутыльника изобразить особенно сложную фигуру хорнпайпа[6]. Новый моряк – высокий, темный и похожий на ворона – той же ночью был занесен в судовые документы, а наутро перед отплытием поднялся на палубу.

Отчалив от берега в утреннем тумане, «Сердце мечты» направилось к востоку.

Лорд Праймус из Штормфорта, с гладко выбритым подбородком, наблюдал за удалявшимся парусом с самого высокого утеса. А потом вернулся на Торговую улицу, где вернул конюху деньги (даже приплатив немного сверх прежнего), и выехал к западу по береговой дороге в своей черной карете, запряженной четверкой вороных лошадей.

Признаки выздоровления были очевидны. По крайней мере огромный единорог без особого труда следовал за путниками иноходью уже целое утро, иногда тычась звезде в плечо своим широким лбом. Раны на его изодранных боках, истекавшие алой кровью под львиными когтями всего-то день назад, теперь подсохли и покрылись коричневой корочкой.

Звезда хромала, спотыкалась, то и дело останавливалась отдохнуть. Тристран шел рядом с ней, их запястья соединяла холодная цепочка.

С одной стороны, Тристран понимал, что в идее оседлать единорога есть нечто кощунственное: в конце концов, это же не лошадь, он не отвечает ни за какие древние пакты меж Человеком и Конем. В черных глубоких глазах странного зверя жила неукротимая свобода, шаги были слишком легки и опасны. С другой стороны, Тристран чувствовал – хотя никак не смог бы обосновать такое ощущение, – что единорог заботится о звезде и хочет ей помочь. Так что в конце концов юноша обратился к ней:

– Слушай, я помню, что ты собираешься мне мешать и расстраивать мои планы… Но все-таки, если единорог согласится, может, тебе проехать немножко у него на спине?

Звезда промолчала.

– Так как?

Она пожала плечами.

Тристран повернулся к единорогу и заглянул зверю в глаза, темные, как ночные озера.

– Ты меня понимаешь? – спросил он. Тот не ответил.

Юноша надеялся, что единорог кивнет головой или ударит оземь копытом, как дрессированная лошадь, которую он в детстве видел в деревне на лугу. Но зверь просто стоял и смотрел.

– Ты не понесешь леди на своей спине? Пожалуйста…

Единорог снова ничего не произнес, не кивнул и не стукнул копытом. Однако подошел к звезде и встал на колени у ее ног.

Тристран помог девушке взобраться единорогу на спину. Она обеими руками ухватилась за густую гриву и села боком. Ее сломанная нога торчала в сторону, прямая, как палка. Таким образом они провели в пути несколько часов.

Тристран шел рядом с единорогом, неся на плече костыль своей спутницы, который он продел в ручку чемоданчика. Странствие не сделалось для него легче, хотя звезда и ехала верхом. Тогда юноше приходилось шагать медленно, чтобы не обгонять хромавшую девицу; теперь он старался, напротив, не отставать от единорога, боясь, что, если всадница вырвется вперед, цепь меж ними натянется, и звезда упадет на землю. Желудок Тристрана негодующе бурчал. Юноша только теперь начинал понимать, насколько же проголодался; вскоре он уже не мог думать ни о чем, кроме своего голода. Тристран будто превратился в сплошной голод, окруженный тонкой оболочкой плоти, зачем-то идущий и идущий вперед на предельной скорости…