Телефонная будка на краю земли - Лаура Имай Мессина

так и не решился озвучить во время их долгих зимне-весенних обсуждений. Как рассказать дочкиным учителям о смерти ее матери? А главное, как объяснить им, что девочка два года молчала?

«Молчала?» – «Да, молчала». – «Совсем? Ни слова не говорила?» – «Совсем. Ни слова», – и так далее.

48

Когда Юи покупала обложку для книги на кассе, продавщица предложила ей на выбор:

а) обложку с красными цветами и маленькими листиками на желтом фоне, б) однотонную обложку – синюю, темно-зеленую или красную, в) обложку в пастельных тонах с нарисованными жирафами в галстуках и слонами в резиновых сапогах и под зонтиками.

Юи выбрала вариант б.

– Синюю, зеленую или красную? – спросила продавщица.

– Красную, – уверенно ответила она.

49

Тем утром будильник прозвонил в семь, а в половину восьмого Юи, как и обещала, была у их дверей. Темные круги под глазами после бессонной ночи скрывались под толстым слоем макияжа, даже губы и щеки она немного подкрасила. Такэси открыл дверь, увидел ее, отметил про себя, что сегодня она особенно привлекательна, смутился от этой мысли и улыбнулся неестественно сдержанной улыбкой. Но Юи не заметила ничего необычного, она только сказала: «Доброе утро!» – и прямиком направилась в комнату Ханы помогать девочке одеваться.

Вопрос с одеждой они решили еще несколько недель назад: синее платье ниже колена, открытые мокасины с цепочкой и декоративной пуговицей, резинка для волос с бантиком в полоску, чтобы убрать передние пряди на затылок. Чтобы разрядить обстановку, они шутили о том, как еще можно было одеться в первый день школы: «Может, надо было купить костюм ведьмы и влететь в класс, сидя на метле?», «А может, надо было пойти в летней юкате, войти в класс пританцовывая? Только представь себе лица одноклассников!» Тора косо поглядывала на них из-под кровати.

Мать Такэси тем временем хлопотала на кухне: готовила завтрак, переделывала его много раз, вытирала полотенцем и без того сухую посуду и то и дело повторяла: «Надо же! Уже школа! Шесть лет! Первоклассница!» Она места себе не находила: подходила к сыну, брала его за руку или гладила по плечу, будто поздравляла с невероятной победой. Потом звала: «Тора, Тора!» – и кошка мгновенно прибегала на кухню за очередным угощением. Тора уже набрала вес, шерсть стала густая, блестящая, но бабушке Ханы по-прежнему казалось, что кошка тощая.

– Вы ее вообще кормите? То есть, я хотела сказать, вы ее хорошо кормите?

– Конечно, кормим! Мам, пожалуйста, не балуй ее, а то растолстеет!

Мать уловила тревогу в голосе сына («Уже школа! Шесть лет! Первоклассница!») и не стала спорить. Они сели за стол, хотя есть от волнения не хотелось. Хана попросила купить особые эклеры с банановым кремом: хотела таким образом подчеркнуть важность этого дня, к тому же эклеры стали у них традицией. Они договорились все вместе собраться перед бацуданом вечером и рассказать Акико в подробностях о первом школьном дне.

– Сегодня начинается революция, – шепнула Юи Такэси, когда он закрывал дверь, а Хана за руку с бабушкой уже спускались по лестнице. Она видела, что Такэси волнуется еще больше нее, и решила его отвлечь. Произнеся это вслух, она наконец освободилась от этого дурацкого слогана, который мучил ее несколько месяцев.

– И правда, настоящая революция. – Такэси воспринял фразу так серьезно, что Юи рассмеялась.

Только на улице Такэси шепотом поделился с ней своими сомнениями о том, не надо ли поговорить с учителями. Ведь Хана такая нежная!

– Нежная – не значит слабая! Сама расскажет, если будет нужно. А пока пусть учится наравне с другими детьми, – посоветовала Юи.

К этому моменту они уже прошли первую из трех улочек между домом и школой. Девочка с деловым видом показывала бабушке нарисованный в прошлое воскресенье рисунок.

– Пусть сама расскажет, что захочет. Ведь с той поездки в «Белл-Гардиа» она все это время совершенно нормально разговаривает, разве нет? – старалась подбодрить его Юи.

После чуда, случившегося в «Белл-Гардиа», Такэси еще несколько недель просыпался в холодном поту, из-за того что не слышит голоса дочери, заходил на кухню и в страхе отсрочивал, насколько можно, обычное утреннее приветствие. Теперь он с улыбкой вспоминал, как на следующее утро после их поездки сделал вид, что не заметил Хану: боялся, что, стоит ему совершить хоть одну ошибку, волшебство разрушится и девочка снова онемеет. Но Хана, вопреки всем страхам, вела себя совершенно нормально, как и положено детям в ее возрасте.

– Пусть все знают ее такой, какая она есть сейчас, а не такой, какой была раньше, – подытожила Юи и приложила указательный палец к губам: они почти догнали Хану с бабушкой, хватит тревожных разговоров.

Глядя на Хану, Юи вспомнила дочку в день, когда бабушка подарила ей ее первый рюкзачок в форме пингвина. Лицо девочки так и засветилось, когда ей помогли надеть рюкзак, потом она еще долго кружилась по комнате, безуспешно пытаясь увидеть себя со спины, как щенок, гоняющийся за своим хвостом. Юи повернулась к Такэси, повторила в очередной раз: «Успокойся!» – и ободряюще улыбнулась ему.

Перед празднично украшенными воротами школы, под облаками сакуры, при каждом дуновении ветра ронявшей столько цветов, что хватило бы на букет, Такэси признал про себя, что Юи права.

50

Рисунок Ханы. Дорога от дома до школы

51

В жизни Ханы на самом деле произошла революция, но не в первый школьный день, а в тот день, когда она снова заговорила. Вроде бы все было как раньше, и в то же время все изменилось.

Дело в рамке? Да, пожалуй, изменилась рамка. Юи проводила с ней все больше времени, помогала с уроками. Она говорила, что хочет немного облегчить жизнь ее отцу после долгих смен в больнице, но на самом деле занималась с ней только потому, что ей самой это нравилось. А Хане нравилось, что она в любой момент может протянуть руку и почувствовать, что Юи рядом. Ее плечо всегда оказывалось в нужном месте, если не справа, так слева, на той же высоте, где можно было нащупать плечо папы или бабушки.

К слову, у последней на смену первому восторгу от знакомства с Юи пришла ревность. Такэси прекрасно знал свою мать, сразу заметил это и стал чаще приглашать ее по обедать с ними. «Может, зайдешь к нам?» – предлагал он по телефону каждое воскресенье и в те дни, когда возвращался с работы пораньше и они все вместе ходили есть дораяки или блинчики, которые продавали в киоске у вокзала.

Главное было, чтобы мама не пыталась соперничать с Юи. Переубеждать ее в чем-то в таком возрасте было бесполезно: стоило ему только заговорить на эту тему, как она тут же начала бы все отрицать: «Я? Ревную? Да с чего