Великий Столыпин. "Не великие потрясения, а Великая Россия" - Сергей Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато поэзия очень увлекала детей. Из Середникова перевезли часть огромной семейной библиотеки в старинных шкафах красного дерева. В детстве Петр Столыпин касался тех же страниц, которые листал Михаил Лермонтов. Причудливость родственных связей выразилась в том, что П.А. Столыпин приходился троюродным братом Михаилу Лермонтову – именно братом, хотя они жили в разные исторические эпохи. В семье Столыпиных царил культ поэта, и П.А. Столыпин был среди самых горячих почитателей его творчества. Впоследствии один из сопровождавших премьер-министра во время его поездки по Сибири вспоминал: «Как гордился Столыпин-министр своим родством с Лермонтовым! Как склонялся он перед поэтом! В дни сибирской поездки 1910 г. я слышал от него об этом в случайном разговоре о Лермонтове, на пароходе по Иртышу».
Многие дворяне ограничивались домашним образованием. Однако уже три поколения Столыпиных – его прадед, дед и отец пополняли свое образование в учебных заведениях. Тот же путь был предназначен Петру Столыпину и его братьям. Их отдали продолжать учебу в Виленскую гимназию. Специально для этих целей в Вильно был приобретен дом, где они жили зиму с родителями. Петр Столыпин был определен в гимназию в возрасте 12 лет сразу во второй класс. Он был в третьем классе гимназии, когда началась Русско-турецкая война. Война круто изменила жизнь семьи Столыпиных. Дочь П.А. Столыпина писала о возвращении деда на военную службу: «Когда началась в 1877 году война с Турцией, Александр II проезжал через Вильну, где Аркадий Дмитриевич встречал его на вокзале. Увидя его в придворном мундире, государь сказал: «Как грустно мне видать тебя не в военной форме». – «Буду счастлив ее надеть, ваше величество», – отвечал дедушка. На это император сказал: «Тогда надень мои вензеля. Поздравляю тебя с генерал-адъютантом»[88].
Семейные легенды не всегда точны в деталях. А.Д. Столыпин получил заветные царские вензеля на погоны только после войны. Вряд ли решение вернуться на службу было принято им только по повелению царя. Вступление России в войну с Турцией вызвало взрыв энтузиазма. Все слои общества сочувствовали братьям-славянам, находившимся под гнетом османской империи. Война воспринималась как освободительная. В армию добровольцами вступали дворяне и разночинцы, студенты и чиновники, богатые и бедные. Среди добровольцев были трое родных для Петра Столыпина людей: его отец, мать и единокровный брат. Наталья Михайловна Столыпина пошла на войну сестрой милосердия, генерал-лейтенант Аркадий Дмитриевич Столыпин и его сын от первого брака Дмитрий Аркадьевич Столыпин отправились в действующую армию. Единокровный брат П.А. Столыпина был сугубо штатским человеком. Он окончил филологический факультет Петербургского университета и служил в Виленской публичной библиотеке. На войну сын генерала пошел рядовым. Формулярный список, позволяющий проследить все этапы его военной службы, также опубликован сотрудниками музея-усадьбы «Тарханы»[89].
Легко представить, с каким волнением Петр Столыпин и его братья с сестрой следили за разворачивающимися военными действиями. В послужном списке его отца имеется следующая запись: «Заведывал всеми батареями осадной артиллерии, расположенными у Турна-Магурели, против Никополя». На сей раз в распоряжении русских артиллеристов были современные орудия, непохожие на пушки времен Аустерлица и Бородина. После артиллерийской подготовки русская армия по наведенным мостам форсировала Дунай. Среди переправившихся был старший брат П.А. Столыпина, удостоенный знака отличия за преодоление первого рубежа обороны противника. Бои за Никополь начались при поддержке осадных орудий, которыми командовал отец П.А. Столыпина. Писатель Всеволод Крестовский, прошедший всю войну в качестве военного корреспондента, писал, что русским солдатам помогали болгары, видевшие в них освободителей: «Солдаты, обливаясь потом, задыхаясь от пыли и зноя, испытывали мучительную жажду. Тогда женщины-болгарки из села Выбел брали ведра, кувшины и баклаги и под ожесточенным ружейным огнем противника носили воду на позицию нашим истощенным солдатам, для которых в этот момент глоток животворной воды означал неоценимое благо… Не обращая внимание на зловещий свист и разрывы падающих вблизи снарядов, они не сходили с места, пока солдаты не выпивали всю воду; лишь после этого они снова отправлялись за водой»[90].
Впоследствии П.А. Столыпин мог полюбоваться на большое полотно художника Николая Дмитриева-Оренбургского, на котором запечатлена капитуляция Никополя 4 июля 1877 г. Над башней поднят белый флаг, из ворот выходят турки, Хасан-паша, командовавший войсками противника, выносит ключи от города. Из писем отца в Колноберже узнали, что он был назначен комендантом Никополя. Один из артиллеристов вспоминал: «Взобравшись в цитадель, мы, конечно, навестили и коменданта – генерала Столыпина. В нижнем этаже комендантского дома или, вернее сказать, в полуподвале помещается канцелярия, а поблизости на том же дворе десяток-другой казаков, – вот и вся обстановка высшей в настоящую минуту власти в Никополе. В распоряжении генерала находятся еще два молодых артиллерийских офицера и адъютант, составляющие постоянный кружок комендантского дома. Все они ежедневно обедают у коменданта – старого боевого артиллериста еще энергического, несмотря на свои годы, служаки и неистощимого в то же время рассказчика разных, подчас едких, из прошедшего и настоящего времени анекдотов»[91].
В России ждали быстрой победы и возвращения победоносных войск. Но вдруг сообщения газет запестрили названием Плевна – городка, о котором раньше почти никому не доводилось слышать. Турецкий военачальник Осман-паша, воспользовавшись задержкой под Никополем, укрепился в Плевне и встретил русских во всеоружии. Западный отряд русской армии потерпел неудачу, которая едва не переросла в катастрофу, если бы положение не спас Михаил Скобелев. В те дни его имя впервые прогремело на весь мир.
В России не знали, что неудача под Плевной вызвала панические настроения в тылу армии. Художник Василий Верещагин, очевидец главных баталий Русско-турецкой войны, писал о панике тех тяжелых дней: «Скажут – это стыд, это срам! Но это скажут те, которые не имеют понятия о войне, которые не знают о том, что представляют собою задворки армии, которым непонятно, как быстро утрата веры в свою силу, с одной стороны, и утвердившаяся уверенность в непобедимости неприятеля – с другой, переходят в панику, не только в обозе, но и в самых войсках. Заурядное начальство тут не поможет, вернее – само будет увлечено потоком. Тут нужна находчивость Скобелева, который по примеру Суворова, встречая озверевшие от страха толпы бегущих солдат, кричал им: «Так, братцы, так, хорошо! Заманивайте их! Ну, теперь довольно! Стой! С Богом, вперед!»… И в военном деле генерал-артист встречается реже, чем генерал-ремесленник»[92].