Иерусалимский покер - Эдвард Уитмор

Письма от странствующего Иоганна Луиджи все приходили и детально информировали Сару о возможностях новых рынков. Дело набирало обороты. Вскоре Саре показалось, что выплачивать проценты банкам — бесцельная расточительность, и она решила основать собственный торговый банк.

Банковское дело вскоре увлекло ее не меньше, чем торговля, и она открыла коммерческий банк. Его операции множились, и вскоре она купила еще несколько банков. Когда ей исполнилось сорок, ее банковские активы стали крупнейшими в Будапеште, а к пятидесяти годам отделения ее банка в Вене, Праге и в других городах контролировали там львиную долю финансов. Активы росли, и рос товарооборот с Левантом.

Росли так, что ко времени ее смерти дом Шонди, как его начали называть, стал самым могущественным финансовым учреждением в Центральной Европе.

Способ управления домом Шонди остался без изменений и после смерти Сары. С самого начала в советы директоров банков входили ее родственницы, сначала сестры и тетушки, а потом племянницы — родные и внучатые.

Генеральный совет директоров всех банков, получивший коллективное имя «Сары» в честь своей основательницы, собрался после ее смерти и, естественно, решил, что новым главой дома будет дочь, а не сын.

Сара Вторая охотно приняла пост директора-управляющего. Но, будучи менее целеустремленной, чем мать, она обратила свой взор и на мужчин семьи. Учитывая богатство дома Шонди, мужья, сыновья и отцы членов совета директоров не могли по-прежнему заниматься мелкой торговлей.

Даже старший брат директора, Мунк, все еще владел магазином дешевой мануфактуры в восточной части Будапешта. Там он работал от зари до зари, складируя второсортные простыни и наволочки.

Сара Вторая знала, что ее брат всегда втайне любил играть на скрипке. Иногда он играл дома, в маленькой, не больше шкафа, комнате без окон. Играл таясь, потому что музыка в среде, где предполагалось, что интересы мужчин должны ограничиваться только практической сферой, считалась легкомысленным, пустым времяпрепровождением.

И вот Сара Вторая предложила брату сделать тайное явным и полностью посвятить себя своей настоящей страсти, — и тогда она будет обеспечивать его до конца дней. Естественно, Мунк с радостью согласился.

На следующем собрании «Сар» она объявила о нововведении, в результате которого возникла новая семейная традиция. Совет директоров быстро последовал ее примеру, и среди мужчин семьи объявились новые тайные музыканты. К Мунку тут же присоединились три его кузена, люди с такими же недюжинными музыкальными талантами и дешевыми магазинами в восточной части Будапешта. Вместе они оказались замечательным струнным квартетом, которым быстро заинтересовались антрепренеры.

Следующее мужское поколение Шонди уже с самого детства было окружено музыкой. Братья, племянники и двоюродные дедушки репетировали вместе под управлением Мунка, и через несколько десятилетий мужской симфонический оркестр Шонди стал не менее знаменит в музыкальных кругах Центральной Европы, чем женский дом Шонди — в мире финансов.

Так, пока женщины делали деньги под руководством царствующей Сары, мужчины исполняли музыку под началом царствующего Мунка. Но в соответствии с новыми матриархальными традициями семьи первый мальчик в каждом поколении, новый Мунк, был сыном не Мунка, а Сары и, следовательно, старшим племянником последнего Мунка. Эту сложную нисходящую линию родства не понимал никто, кроме самих Шонди.

Естественно, женщины рода Шонди подолгу изучали семейные архивы с целью улучшить деловую хватку, но и у мужчин Шонди были в этом отношении особые обязательства.

Каждую весну они откладывали в сторону инструменты и возвращались в просторную старую кухню Сары Первой. Там они месяцами избавлялись от иллюзий, уйдя с головой в изучение источников материального и артистического благосостояния семьи. В саду щебетали птицы, в комнату на спинах нежных ветерков врывались ароматы цветов, а мужчины внимательно читали тысячи и тысячи любовных посланий, которые странствующий Шонди-муж однажды отправил своей верной Шонди-жене.

Тот Мунк, которому доведется сыграть в Великий иерусалимский покер, родился в 1890 году. Своим музыкальным инструментом он избрал виолончель и, разумеется, овладел ею в совершенстве. Но он был неправильным Шонди, потому что не довольствовался одной музыкой. Он смутно стремился к чему-то, хотя точно и сам не знал к чему.

Еще ребенком Мунк перепробовал все мыслимые занятия, жадно увлекаясь каждой новой ролью. Какое-то время он был почтальоном, потом пожарником, потом проводником. Свою девятую весну он встретил хирургом и оперировал у себя в спальне. А уже летом он начал охотиться на тигров и слонов в городских садах. К последовавшей за этим осени он уже попробовал быть садоводом, живописцем и плотником, уже не говоря о том, что успел побыть выдающимся судьей.

Когда ему исполнилось одиннадцать, он подпал под очарование писем своего прадеда, Иоганна Луиджи Шонди, и все время воображал его поразительные странствия по Нилу и всему Ближнему Востоку. Он тоже восхищался каменным городом в пустыне и пересекал Нубию, питаясь финиками, проходя по девятьсот миль в месяц, а потом останавливался, чтобы измерить длину Рамзесова уха — три фута и четыре дюйма, — перед тем как отправиться из Шенди на Красное море.

Но вышло так, что ни одно из этих поприщ его не удовлетворяло, даже великолепные путешествия прадеда, — быть может, потому, что эти путешествия на самом деле проделал не он. Он начал понимать, что хочет отойти от семьи и ее традиций, которые в последнее время угнетали его. Но никто из Шонди не замечал этого, потому что юный Мунк почти всегда был сдержанным и замкнутым. Если бы они присмотрелись к нему получше, то поняли бы, что он удивительным образом соединял в себе черты первой Сары и ее странствующего мужа — энергию, воображение и страсть к деталям.

Чем ты собираешься заниматься, юный Мунк? в отчаянии спрашивали его родственники.

Но Мунк только улыбался, пожимал плечами и говорил, что не знает. А потом возвращался к семейным архивам, пытаясь разгадать тайну, которая там точно таилась, он был в этом уверен. Секрет необычной жизни, которая стала уникальной, потому что прошла согласно ее собственной природе и ничему больше.

Что за тайна заставила прадеда совершить все эти невероятные вещи? Простое любопытство? Восхищение чужими обычаями? Желание увидеть то, чего никто не видел?

В удобной кухне Сары Первой, среди огромных шкафов с тысячами и тысячами любовных писем, юный Мунк сидел, смотря в окно, а точнее, на что-то далекое-далекое. Конечно, прадед наверняка все это ощущал, как же иначе. Но что двигало Иоганном Луиджи? Где секрет?