Чекисты (сборник) - Петр Петрович Черкашин (составитель)

онемели от испуга, — Шарипджан широким жестом пригласил их занять места за дастарханом.

Они сели, не глядя друг на друга, побледнев до синевы. Шарипджан устроился напротив. Протягивая руку к плову, произнес обычное:

— Кани!

Они не пошевелились, с отчаянием глядя на Шарипджана остановившимися глазами.

— Кушайте, чего вы сидите?

Амин заговорил плаксивым голосом, умоляюще глядя на Шарипджана:

— Вы мусульманин и мы мусульмане. Не губите нас и наши семьи, пожалейте наших детей! Мы никогда не забудем этого, мы хорошо заплатим.

— Мы хорошо заплатим, — повторил за амином чайханщик, и слезы заструились по его желтому жирному лицу.

Шарипджан вспыхнул. Он выхватил маузер:

— Ешьте, собаки, иначе пристрелю!

Вскинулся Чернов:

— Убери оружие, с ума сошел!

Насмерть перепуганные амин с чайханщиком схватили по горсти плова и, обжигаясь, запихали за щеки. Но, воспользовавшись вмешательством Чернова, быстро выплюнули рис.

Шарипджан, глядя на Чернова, крикнул:

— Плов отравлен! Это они его отравили, весь отряд хотели погубить.

На несколько секунд застыли бойцы, не двигаясь с места. А потом разом поднялись.

— Убить негодяев!

— Расстрелять!

— Повесить!

Чернов пальнул в воздух. Он сказал тихо, а слышали все:

— Мы бойцы революции, и судить предателей будет трибунал. Арестовать их!

Шарипджан рассказал Чернову о том, кто поведал ему об отравленном плове. Позвал парня, который стоял под деревом и с любопытством разглядывал бойцов, их снаряжение, вслушиваясь, чуть наклонив голову, в странный говор.

— Тебя как зовут?

— Хакимджан, сын Гаипа!

— Хаким, мы хотим созвать сегодня общекишлачное собрание и предложить тебя в амины. Как, согласен?

Парень сначала пожал плечами, удивленный, что в его жизни может произойти такая важная перемена. А потом сжал губы, свел брови к переносице:

— Согласен! Прежний амин только и делал, что бедняков обманывал, а я батракам друг.

Чернов не удержался, одобрительно хлопнул Хакима по плечу, да так, что тот покачнулся. Тряхнув за руку, сказал:

— Молодец! Справишься! А самое главное, надо создать в кишлаке отряд самоохраны из бедняков и батраков. Из смелых людей! Оружие есть, вон сколько побросали басмачи.

Как ни злились баи и духовники, собрание прошло организованно. Амином кишлака Бувайда был избран батрак Хакимджан Гаипов. А через два часа он прошел к Чернову и доложил, что создал отряд самоохраны из двадцати человек. Причем половина из них охотники, лучшие стрелки в округе.

Чернов предложил ему:

— Говоришь, у тебя в отряде двадцать бойцов? Я тебе еще двадцать дам во главе с Павловым. Понял? Вас сорок станет, сумеете кишлак защитить. А мы двинемся дальше.

Сказано — сделано! Бойцы поддержали предложение командира. Собрались за полчаса и пошли, легко преодолевая километры.

...Шли по Султанбаязу осторожно, старались слиться с тенью дувалов, избегая освещенные луной стороны улиц.

Дремавший на крыше атаджановского дома часовой, увидев внизу вооруженных людей, вынырнувших из темноты на небольшую площадь, завопил не своим голосом:

— Ким? — Не получив ответа, заметался по крыше. — Вайдод! Вайдод!

Один из красногвардейцев, не целясь, выстрелил, пуля скользнула рядом с головой басмача. Часовой завыл: «Уляман! Ой, уляман!»

Прыгнул с крыши во двор. Прыжок оказался неудачным, басмач вывихнул ногу и завизжал.

Басмачи выскакивали из кибиток, в ужасе метались по двору. Те, кто успел опомниться, хватали ружья, палили вверх, еще больше усиливая панику. Чернов приказал бойцам забросать двор гранатами, а пулеметчику — прошить очередями. Басмачи, побросав лошадей и оружие, через проломы в стенах, через соседние дворы бежали в спасительные чули[17].

С криками «Ура!» отряд ворвался во двор, где валялись трупы и стенали раненые. Чернов, не останавливаясь, бросился в конец двора. На женскую половину рванулся раньше всех Шарипджан с группой бойцов.

Шарипджан, захватив караульщика, допрашивал его. Бойцы осматривали помещения во дворе. Но вот они направились к ичкари. Шарипджан крикнул:

— Туда нельзя, там женщины!

Красногвардейцы остановились. Один грубо спросил:

— Почему нельзя? На войне все можно! — Решительно шагнул к ичкари.

Шарипджан в два прыжка достиг двери, заслонив ее спиной.

— По нашему закону мужчина не может войти в ичкари, не предупредив об этом заранее. Женщины закроют лица, и мы сможем войти.

Когда в кишлаке началась стрельба, спавший в ичкари Атаджан вскочил с постели и замер, вслушиваясь. Он расслышал испуганный вскрик караульщика, увидел в окно приближавшихся бойцов. Как шакал в западне, метался Атаджан по комнате, в нижнем белье, с револьвером, готовый лбом пробить стену. Воспользовавшись тем, что Шарипджан задержал красногвардейцев, он натянул сапоги на босые ноги, и, ударяя каблуками в каркасную стену, пробил в ней дыру. Выполз задом, попал в соседний двор, притаился в лабиринте дворовых построек у местного имама.

— Пошт!.. Пошт!.. — прокричал Шарипджан и после этого толкнул дверь ичкари. Дверь была на запоре. Он постучал, но никто не ответил. Шарипджан постучал сильнее. На этот раз послышался испуганный женский голос:

— Ким?

— Очинг![18] — властно произнес Шарипджан. Когда дверь открылась, он вошел, держа в руке маузер. За ним следовали пять бойцов.

— Хечким йук[19], — проговорил женский голос, уже слышанный Шарипджаном раньше. Он вспомнил — это Халима. Всматриваясь в темноту, увидел ее, сидящую на полу в углу с натянутым на голову одеялом.

— Где Атаджан?

— Он убежал туда. Вон туда! — Халима указала на дыру в стене.

Шарипджан, словно ужаленный, подскочил к пролому, опустился на колени, протиснулся и вылез наружу. Увидел следы ног. Оставив двух бойцов в ичкари, он с тремя другими пошел по следам. Уже совсем рассвело, когда вернулся в кишлак, нашел Чернова и сел рядом тяжело вздохнув. Он-то хорошо понимал, что только по его вине скрылся Атаджан, и потому не мог смотреть в глаза командиру.

— Мне обо всем рассказали бойцы. Очень жаль, что мы упустили этого двуногого зверя, — сказал Чернов. — Ну, ничего, он еще попадется. Правда, неизвестно, каких это будет стоить жертв, но мы его поймаем, и отчаиваться не следует.

«Лучше бы он меня выругал», — подумал Шарипджан. Ему было очень больно за ошибку. Чернов, видя, что Шарипджан совсем сник, уверенно произнес:

— Если хочешь знать, ты поступил правильно. Представь, вошли бойцы без предупреждения в ичкари, поднялся бы крик, баи использовали бы этот случай и ославили нас, большевиков, как насильников.

Шарипджан понимал, что командир говорит так, чтобы утешить его, но все же от этих слов ему стало легче, и он в душе был очень благодарен Чернову.

* *