Дети богов - Юлия Зонис

— Осторожно-осторожно-осторожно, — напевал паук, работая с усердием. Из того места, где у всех нормальных краснокожих мужского пола находится детородный орган, показалось гнусное на вид жало. На кончике жала подрагивала капля желтоватого яда. Тут я сдался и заорал во всю глотку:

— Спасите! Помогите!

— Никто-никто нас не спасет, — радостно напевал паук. — Никто-никто нам не поможет.

— Иамен! — взвыл я, отбросив всякий стыд.

Неожиданно паук остановился. Склонив ко мне жуткую харю, на которой уже прорезались нехилые жвала, он спросил:

— Простите, как вы сказали? Кого-кого вы позвали на помощь?

— Иамен — наш некромант, и он надерет тебе задницу, гнусный ты паучара! — заорал Нили, выплевывая паутину.

— Ага, — сказал паук.

Утратив к нам всякий интерес, он шлепнулся на пол и быстро-быстро пополз вон. А мы остались в кабинке, спеленутые паутиной, как две куколки шелкопряда.

— Да что же это за некромант такой, от одного имени которого нечисть разбегается? — вопросил Нили, стараясь освободить левую кисть.

От его рывков мы утратили равновесие и, покачнувшись, вывалились из кабинки. Кафель холодил обожженные паутиной щеки, но в остальном приятного было мало.

— Чтобы ты провалился в Хель, Нили, — ласково пожелал я. — Не мог, что ли, стоять спокойно?

— А какая разница — торчать в кабинке или на полу валяться?

Ответ был резонный, но тут по интеркому — звучавшему несколько глухо из-за захлопнутой двери — объявили наш рейс.

— Что будем делать?

— Поползем? — предложил Нили.

Лучшего варианта у меня не нашлось, и мы, извиваясь, как дождевой червяк под ботинком фермера, поползли к двери. По счастью, выползать из нее нам не пришлось. Створка распахнулась, и на пороге показался мистер Иамен с катаной. Некоторое время он стоял неподвижно, впитывая глазами открывшееся ему чудное зрелище.

— Иамен, вы паршивец, — прочувствованно сказал я. — Почему вы никогда не предупреждаете нас о том, что мы лезем к Фенриру в жопу?

— Хорошо, — покладисто согласился некромант, — Если вы соберетесь залезть в жопу Фенриру, Ингве, я вас об этом заблаговременно извещу.

Когда серебряное лезвие освободило нас от большей части паутины, я поднял одеревеневшую руку и торжествующе помахал ксивником.

— Чем бы дитя ни тешилось… — не преминул заметить некромант.

Я бы нашел, что возразить — но тут интерком снова разразился воплями, и мы рванули на посадку.

В самолете Нили опять дрых, я злобно обирал я себя клочки паутины (некоторая часть из них так надежно приклеила меня к спинке кресла, что я здорово опасался унести его с собой по прибытии), Иамен читал очередную книжку. Похоже, он ими питался. Правда, на сей раз это был не роман, а что-то по астрофизике. Отчаявшись бороться с липкими нитями, я уставился через плечо некроманта на страницу, испещренную интегралами. Заметив мое внимание, Иамен спросил, не оборачиваясь:

— Как я погляжу, вас, Ингве, тоже интересуют возможные решения уравнения Дрэйка?

Из Дрейков я знал только пирата, и было у меня смутное ощущение, что речь идет не о нем. Чтобы скрыть смущение, я ответил с великолепным апломбом:

— Нет, не особенно. Просто удивляюсь, как вы, Иамен, тратите время на подобную чепуху. Ведь человеческое представление о Вселенной примерно так же далеко от действительности, как яичница от божьего дара.

Иамен захлопнул книжку и сдвинул очки на лоб.

— Во-первых, вы не правы насчет яичницы. Горячая, с пылу с жару яичница вполне может оказаться божьим даром, особенно если до этого ты три дня ничего не ел. Во-вторых, не поделитесь ли своими взглядами на устройство Вселенной?

Я пожал плечами и высказал то, что доселе считал аксиомой:

— Вселенной не существует. Вселенная — просто бесконечное число производных, придуманное физиками, чтобы объяснить законы — те законы, которые физике не подчиняются в принципе.

Иамен потер переносицу и произнес тоном легкого сочувствия, каким, возможно, обращаются к милому, но придурковатому ребенку:

— Потрясающе, Ингве. Я вам аплодирую. Вы и вправду верите в эту глупость?

— А во что же верите вы?

Он отвернулся к окну и довольно долго молчал — я уже решил, что не дождусь ответа.

— Не столь уж важно, — сказал наконец Иамен, — что такое Марс. Неважно даже то, когда именно ученые откроют, что на этой планете существовала подобная земной жизнь. Жизнь, уничтожившая самое себя. Марс может быть мертвой планетой или богом войны с коротким мечом гладиус, это все неважно. Важно лишь то, что люди, понятия не имевшие, какая страшная там произошла война, назвали планету Марсом. Совпадение. Случайность. Легкое нарушение вероятности.

Он снова обернулся ко мне и добавил:

— Вот это и есть та область, в которой я работаю.

В Будапешт мы прилетели далеко за полночь, спасибо пунктуальной авиакомпании. Тащиться сейчас в замок не имело ни малейшего смысла. К тому же мы с Нили все еще толком не пришли в себя после встречи с дримкетчером. Ингри прозвонился нам, как только шасси коснулись посадочной полосы, и радостно сообщил адрес отеля. Было в его веселом голосе что-то, заставившее меня насторожиться, однако тут уж не до жиру — быть бы живу. До отеля, расположенного почему-то в новой части города, мы добирались на метро. В отличие от Нили, отдавшему свое сердце изоленте, лучшим изобретением человечества я считаю подземку. Впрочем, сомнительное это изобретение — идею людям подал цверг-перебежчик, в рассчете на то, что смертные докопаются до наших туннелей и начнется заварушка. Мерзкий народ цверги. Смертные, впрочем, на большие глубины не лезли, так что тарахтящие над головой поезда доставали разве что все тех же мотсогнировских ублюдков.

Когда мы выбрались на поверхность и подошли к зданию отеля, я в полной мере осознал источник ингриного веселья. Отель был никаким не отелем, а студенческим хостелем, да еще и перестроенным из старого монастыря. Консьерж на входе долго и подозрительно нас разглядывал, что и понятно: если я еще с грехом пополам мог прокатить за эдакого потрепанного жизнью второгодника, то Нили и Иамен на студентов не тянули никак. Наконец нам выдали ключи от комнат, и — новый сюрприз. Если для Иамена Ингри хотя бы заказал отдельный номер, нам с Нили предстояло ютиться в одной келье.

Келья напоминала гроб. Если бы мне хотелось оказаться в шкуре русского Раскольникова, кельей я был бы, несомненно, доволен. В нынешнем своем настроении я чуть ли не рыдал. Где номер люкс с арабесками по стенам, фонтаном, и, главное, ложем королевских пропорций? В келью едва вместились два узеньких топчана и умывальник. Общий душ был в коридоре. Подхватив полотенце, Нили немедленно туда удалился, и вскоре из коридора раздался его рык:

— Ой, какие жопы симпатичные!