Честь самурая - Эйдзи Есикава

Провинция Мино — благодатный край, окруженный горами, была перекрестком дорог, ведущих в столицу из разных уголков Японии. Природа благословила эти места, земледелие и ремесло достигли расцвета, воды в Мино были чисты, а женщины — прекрасны. Но все здесь прогнило! Хиёси было недосуг размышлять, какой червь источил души здешних людей. Его больше занимали предположения о том, кто станет следующим князем Мино.

Хиёси тревожила роль, которую в этой истории играл Хатидзука Короку. У ронинов всегда была дурная репутация, но, служа Короку, Хиёси понял, что его господин — не обыкновенный разбойник. Короку имел открытый характер, довольно древнюю родословную, и никто не посмел бы назвать его высокомерным выскочкой. До сих пор Хиёси не считал зазорным служить такому господину и выполнять его повеления, но сейчас он поневоле призадумался.

Досан давно поддерживал клан Хатидзука деньгами, и дружба их была крепкой. Невозможно представить, что Короку не ведал о злодейской натуре Досана и совершенных им предательствах и убийствах. И тем не менее он, однако, в споре между отцом и сыном принял сторону первого. Хиёси ломал голову над путаницей событий и отношений, но не мог решиться на участие в коварных замыслах. На свете тысячи слепцов, может, и Короку — один из них? От негодования Хиёси готов был сбежать из города.

Однажды утром в конце октября Хиёси вышел с постоялого двора и отправился со своим товаром на улицу. На перекрестке на окраине он внезапно столкнулся с Хикодзю. У того от ветра раскраснелись щеки и нос. Хикодзю вплотную приблизился к юноше и сунул записку ему в руку.

— Прочтешь, так немедленно разжуй и выплюни в реку! — велел он.

Хикодзю с равнодушным видом резко повернул направо, а Хиёси пошел налево. Юноша понял, что это послание от Ситинаи. Сердце его отчаянно забилось.

«Надо расстаться с этими людьми», — твердо сказал он себе. Хиёси не раз уговаривал себя на этот шаг, но просто сбежать еще опасней, чем оставаться в городе. На его постоялом дворе никого другого из Хатидзуки не было, но Хиёси предполагал, что за ним денно и нощно следят. Наверняка и за теми, кто приглядывал за ним, тоже шпионили. Все лазутчики из клана Короку были связаны друг с другом в неразрывную цепь. Теперь, похоже, настал решительный час. Хиёси впал в полное уныние. Его отвращение к этой истории, вероятно, проистекало из нерешительности, но он не мог вообразить, как станет подстрекать людей к беспорядкам, сеять страх и беду и в конце концов превратит город в пепелище.

Он потерял уважение к Короку, ему не хотелось служить Досану и тем более связываться с Ёситацу. Если бы он и выбрал чью-то сторону, то присоединился бы к горожанам. Он всем сердцем сочувствовал им, особенно детям, матерям, отцам. Простые семьи становятся первыми жертвами любой войны. Хиёси от волнения не мог даже прочесть записку.

— Иголки! Иголки! Столичные иголки! — закричал он и двинулся по безлюдному переулку. Вскоре он остановился у небольшого ручья. — Ах черт, и не перебраться! — воскликнул он нарочито громко.

Хиёси огляделся по сторонам, никого вокруг не было. Удача сопутствовала ему, однако он на всякий случай встал лицом к ручью и, справив малую нужду, осмотрел другой берег. Затем вынул записку и прочитал:

«Сегодня ночью, в час Собаки, приди в рощу за храмом Дзёдзайдзи, если ветер будет южный или западный, при северном или безветрии оставайся дома».

Он порвал записку в клочья, скатал их в комок, сунул в рот и принялся жевать.

— Продавец иголок!

От неожиданности Хиёси чуть не проглотил бумагу. Он достал ее изо рта и зажал в кулаке.

— Эй, продавец!

— Где вы?

— Да здесь, рядом! Нам нужны иголки.

Вокруг никого не было видно, и Хиёси не мог определить, откуда доносится голос.

— Эй, продавец, поди сюда!

Противоположный берег был повыше, и на нем виднелась двойная глинобитная ограда с маленькими воротцами. В распахнутых створках показался слуга. Хиёси тяжело вздохнул. За такой оградой мог жить только самурай. А любой самурай в здешних местах должен быть сторонником Сайто, вот только которого из них — отца или сына? Будь обитатель дома на стороне отца, Хиёси можно не беспокоиться, но в противном случае ему несдобровать.

— Нам понадобились иголки.

Беспокойство Хиёси усилилось, но выбора у него не было.

— С превеликим удовольствием, — сказал Хиёси, пытаясь не выдать волнения.

Вслед за слугой Хиёси прошел сквозь воротца и обогнул насыпной холм, являвшийся частью сада. Усадьба, должно быть, принадлежала важному человеку. У главного дома было множество пристроек. Замедлив шаг, Хиёси невольно залюбовался великолепием постройки, изяществом рукотворных ручьев и свезенных в сад каменных глыб. Кому нужны иголки в этом богатом доме? Судя по словам слуги, заказ исходил от его господина или от кого-то из членов семейства, но это явная бессмыслица. Хозяйке усадьбы или ее дочери иголки ни к чему, для них шьют служанки. В любом случае нелепо зазывать уличного торговца и тащить его в дом с черного хода.

— Подожди здесь! — сказал слуга, оставив Хиёси в саду.

Юноша обратил внимание на двухэтажный дом с грубыми глинобитными стенами, стоящий на значительном удалении от главной постройки. На первом этаже, похоже, располагался кабинет, на втором — библиотека. Туда и отправился слуга, крикнув из сада:

— Господин Мицухидэ, я привел его!

Мицухидэ показался в квадратном окне, больше напоминающем бойницу. Это был молодой человек лет двадцати пяти, хорошо сложенный, с проницательным острым взглядом. Он держал в руках какой-то свиток.

— Сейчас спущусь. Проводи его на веранду! — сказал он и исчез в глубине дома.

Хиёси поглядел вверх и понял, что из библиотеки видно было, как он читал записку у ручья. Мицухидэ, значит, заметил его и хочет допросить. Хиёси соображал, какую небылицу придумать, чтобы не попасть в беду.

Слуга подозвал его со словами:

— Племянник господина сейчас спустится. Подожди у веранды. И не забывай о том, что нужно прилично себя вести в этом доме.

Хиёси опустился на колени в нескольких шагах от веранды и устремил взгляд в землю. Никто не появился, и он поднял голову. Множество свитков в доме поразило его. Они лежали повсюду: на столике для письма и вокруг него, на полках в кабинете и во всех уголках первого и второго этажей. Сам господин или его племянник наверняка был ученым. Книги редко попадались на глаза Хиёси. Внимательно вглядываясь в обстановку дома, он заметил подвешенное тонкое копье меж потолочных балок и мушкет около ниши-токонома.

Наконец Мицухидэ появился в комнате и присел за столик. Подперев голову рукой, он пристально посмотрел на Хиёси.

— Ну, здравствуй, — произнес он.

— Я торгую иголками, — сказал Хиёси. — Вы хотели купить их у меня, господин?

Мицухидэ кивнул: