Большие истории для маленького солдата - Бенни Линделауф

– Принц Лют!

Фрау Шварц неожиданно показалась за спиной у принца, осклабившегося так, что Зета увидела, как сверкают золотые коронки у него на клыках.

– Принц Лют! Как вам не совестно! Зачем вы так запугиваете ребенка!

– Ей невредно преподать урок!

– Она же могла их попортить. Что, если бы она уронила фонарь в ящик и куклы бы загорелись?

У Зеты потемнело в глазах от злости и чувства облегчения.

Куклы. Конечно, это были головы кукол.

VI

– Ревматизм, – сказала фрау Шварц.

Из малюсенького чайничка она налила горячего отвара бузины в совсем малюсенькую чашечку и поставила перед Зетой. Потом взяла графин и налила себе чего-то с виду более крепкого. Сделав глоток, на миг зажмурилась, как будто только что взглянула на яркое солнце.

– Сначала у него скрючилась левая рука, уже много лет назад, но это было не так страшно, он просто стал больше пользоваться правой рукой. А теперь та же история приключилась и с правой.

Зета знала, что такое ревматизм, по Ханелоре, повивальной бабке. Распухшие суставы, покрасневшая кожа, натянутая и блестящая, казалось, она вот-вот порвется. Порой от нестерпимой боли повитуха кусала себя за колени.

– Он кукловод, – догадалась Зета.

– Ну конечно кукловод! – подтвердила фрау Шварц и посмотрела на девочку с удивлением, как будто только теперь увидела ее по-настоящему. – Принц Лют знаменитый на весь мир артист-кукольник. Все его знают. Где ты до сих пор была, что никогда о нем не слышала?

– В основном сидела на шкафу, – честно ответила Зета.

Фрау Шварц кивнула, как будто дни напролет сидеть на шкафу – это в порядке вещей.

– А я и не знала, что принцы бывают кукловодами, – сказала Зета. – Я думала, принцы должны спасать принцесс. Или торжественно перерезать ленточки.

– Принцы бывают всех цветов и размеров, – объяснила фрау Шварц, и в ее голосе прозвучала грустная нотка; Зета не поняла почему. – Но принц Артур не смирился.

– С тем, что он принц? – спросила Зета.

– Нет, девочка, не смирился с ревматизмом.

Встав из-за стола, фрау Шварц прошла в угол гостиной, где они сидели, и отодвинула находившуюся там ширму. Экономка остановилась спиной к Зете, и та поняла, что фрау Шварц хочет, чтобы она подошла к ней.

За ширмой стоял столик, рядом на полу лежала подушка для сиденья. На столике, таком низком, что Зете все было видно, лежало какое-то приспособление, похожее на пресс для сушки цветов. Две пластины одна над другой, которые можно сжать, покрутив колесико с медной ручкой. Но этот пресс был железный, а не деревянный. И слишком массивный, чтобы в нем сплющивать цветочки и листики для гербария. На одной из пластин пресса было пять продолговатых углублений.

– Этой штуковиной он раз в полтора месяца выпрямляет себе кисти рук, – сказала фрау Шварц совершенно спокойно, как будто речь шла о хозяйственных вопросах, – то на левой руке, то на правой, по очереди. Борется со скукоживанием.

Зета вспомнила душераздирающие крики прошлой ночью.

– А зачем ему железная перчатка? – спросила она.

– В ней не так больно только что выпрямленной руке, – ответила фрау Шварц и аккуратно поставила ширму на место. – Не скажу, чтобы эта процедура хорошо помогала. Она замедляет скукоживание, но ревматизм затронул у него и суставы пальцев. А ведь именно суставами пальцев он работает больше всего. В том, как принц Лют умеет их задействовать, – главный его талант.

На каминной полке стоял флакончик ржаво-коричневого цвета с надписью «Настойка лауданума»[3].

– От боли, – пояснила фрау Шварц, налила себе из графина еще рюмочку, хотела поднести ее ко рту, но рука остановилась на полпути. – В общем, теперь ты знаешь, что тут у нас происходит, – сказала она. – Отправляйся-ка ты лучше домой, Зета Шметтерлинг. Какой смысл множить страдания.

VII

И на этом история могла бы закончиться. Ни у кого не вызвало бы никаких возражений, если бы малютка встала, надела бы свое пальтишко размером с кухонное полотенце и ушла, закрыв за собой массивную дверь замка. Возможно, она вернулась бы домой, а может, и не вернулась бы, в любом случае первое время она хранила бы воспоминание о высоком человеке с железной перчаткой и лютым взглядом и о его невозмутимой экономке, но со временем оно стерлось бы в ее душе.

Но Зета осталась.

Ведь Артур Лют заплатил за меня деньги, сказала она себе. Это раз. Да и мамаша Шметтерлинг вовсе не мечтала снова ее увидеть. Это два. А в-третьих: что она будет делать дома? Там ее ожидали только скука, деревянный резной карниз по верху шкафа или ступеньки подвала. Но главная причина состояла, разумеется, в том, что ей было присуще безудержное любопытство.

– Хорошо, – сказала фрау Шварц. – Как знаешь.

И затертые пуговки ее глаз загорелись, но тотчас погасли.

У Зеты мелькнуло жутковатое ощущение, что решение остаться вовсе не было ее собственным решением.

– Уроки начнутся завтра в шесть утра, – сказала фрау Шварц.

– Какие уроки? – не поняла Зета, но фрау Шварц уже встала.

– Хильда! – позвала она. – Хильда!

Прибежала полноватая девушка со щеками, как у хомяка, в черном платье и в черном переднике.

– Это Зета, – сказала фрау Шварц. – Будь добра, отведи девочку в ее комнату. Надеюсь, комната наконец-то готова?

Хильда кивнула.

Из всего, что Зета успела увидеть в этом маленьком приземистом замке посреди города, отведенная ей комната была для нее самой большой неожиданностью. В нее вела дверь высотой не больше самой Зеты Шметтерлинг. Хильде пришлось сесть на корточки, чтобы вставить в замок малюсенький ключик.

– А вот поверните его сами, – сказала она хмуро. – У меня слишком грубые пальцы.

Зета повернула ключ, язычок замка тихонько звякнул.

Она открыла дверь.

В узкое окошко проникал косой луч вечернего солнца.

Обстановка в комнате отличалась строгостью. На красно-коричневом дощатом полу, там и сям потертом, стояла простая деревянная кровать, накрытая вязаным покрывалом. На полу лежал коврик. У задней стены находился бело-зеленый шкаф. Слева от кровати стоял комод с кувшином для умывания и керосиновой лампой. Здесь же был камин.

Ничего особенного, даже немного беднее, чем в родительском доме Зеты. У них там была кровать с балдахином, настолько большая, что Зета чувствовала себя в ней лодкой в океане. И еще у них были огромные письменный стол и стул. На стул приходилось класть пять подушек, чтобы Зета могла рисовать или писать за столом.

Но эта комната….

Если бы планета для маленьких людей, о которой Зете рассказывал отец, и правда