Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура - Альфред Рамбо

Союзы между коммунами. Наконец, сознание сходства своего происхождения, сознание того, что опасность, с которой им приходилось бороться, и политика, которой им приходилось следовать, одинаковы, иногда объединяло города и местечки одной страны в крупные союзы, направленные против общих врагов, совершенно так же, как в некоторых странах, например в Англии, большинство знатных феодалов объединялись против деспотов-королей. В Италии, где города были смелы и сильны, эти отношения привели к созданию могущественных лиг, о которых иногда разбивалась сила феодалов и даже могущество императора; достаточно вспомнить историю ломбардской лиги. Благодаря этим федерациям важнейшие из городов, связывая со своей судьбой судьбу второстепенных местностей, превращались в настоящие республики. Лишь путем заключения союзов между собой, или с населением деревень, или с соседними сеньорами немецким городам удалось в XIII–XV вв. обеспечить свою торговлю и отстоять свою независимость: история рейнской лиги и швабского союза представляет немало славных страниц. Наконец, в Южной Франции крупные центры также заключали прочные союзы, которые, однако, менее известны, так как не принимали участия в столь крупных событиях: Арль, Авиньон, Марсель и один сеньор по имени Барраль де Бо заключили в 1247 г. наступательный и оборонительный союз, который просуществовал 50 лет; при этом каждая коммуна обязывалась содержать 100 всадников в военное и 50 — в мирное время; Марсель и Авиньон должны были, кроме того, вооружать 10 судов для охраны Камарги в течение двух месяцев жатвы. На севере такие союзы несравненно реже: общность хартии создавала между метрополией и городами, принявшими ее конституцию, лишь формальную связь. Во Фландрии в XII в. зародилось нечто вроде федерации коммун, в которой роль метрополии играл Арра; но вследствие различных перипетий, которые в конце века расчленили эту провинцию и несколько позже привели к образованию графства Артуа, этот союз распался и между составлявшими его городами началось торговое соперничество. Кроме того, подозрительная королевская власть мешала этим робким союзам превращаться в лиги, которые могли бы сделаться опасными для верховной власти, и все попытки такого рода предупреждались или сурово подавлялись. Еще в конце XIII в. законовед Бомануар видел в них грозную опасность, напоминал пример ломбардских городов и Фридриха Барбароссы и заявлял, что, лишь только образуется такой союз, следует уничтожить его, отнять льготы, разрушить города, заключить в тюрьму жителей и перевешать вожаков.

Внутреннее устройство коммуны; граждане и горожане. У себя дома коммуны были вполне или отчасти господами своих судеб; они издавали законы, судили, руководили администрацией и управляли своими финансами. Но что следует понимать под словом «коммуна»? Из каких элементов состояло это коллективное правительство? Надо думать, что в принципе каждым из освобожденных городов управляли те лица, которые объединились между собой и составили заговор с целью вынудить у сеньора уступку известных льгот. Но как многочисленна была эта ассоциация, была ли она открыта для всех, кто хотел вступить в нее, или, напротив, она представляла собой замкнутый кружок? Все наводит на мысль, что в героическую эпоху опасных столкновений и переговоров вожаки должны были стараться набирать возможно большее количество союзников, и нет сомнения, что в коммуну оказывались завербованными все жители, даже против их воли. В некоторых центрах эта широкая система всеобщего участия удержалась навсегда. Гильом, граф Форкалькье, давая в 1206 г. грамоту Маноске, предоставил жителям право собираться, когда они найдут это нужным. В Марселе по важным вопросам совещался весь народ. В Лионе все общественные акты начинались таким образом: «Мы, граждане, народ и община города Лиона, собравшись по обычаю», и т. д. Точно так же в Бове, Санлисе, Руане всякий, кто жил в ограде стен и в предместьях, обязан был присягать на верность коммуне: «Если кто-нибудь откажется от этого, — гласит компьеньская хартия, — то все остальные постановят приговор о том, как распорядиться с его имуществом». В этом случае все жители без исключения получали наименование граждан (citoyens) или горожан (bourgeois), первое — в епископских резиденциях, второе — в остальных городах.

Но чаще всего пользование политическими правами составляло монополию привилегированного сословия. Иногда этого права были лишены крепостные, незаконнорожденные, несостоятельные должники, порой даже весь рабочий класс. Во многих городах, как, например, в Суассоне, Нойоне, Лане, муниципальная конституция предоставляла политические права лишь тем лицам, которые не только жили, но и владели домами в пределах ограды; кроме того, гражданин, удовлетворявший этим предварительным условиям, обязан был уплатить вступительный взнос, который был неодинаков в различных местах и иногда соразмерялся со степенью состоятельности кандидата. Здесь в выгодах и преимуществах ассоциации принимали участие одни собственники.

В Турне убийство влекло за собой для виновного потерю гражданских прав, но он мог откупиться от этого наказания, уплатив четыре парижских ливра.

Положение дворян и людей церкви было в разных местах различно: в иных городах они были допущены к участию во власти, в других — совсем устранены. В городах Италии и Южной Франции вавассоры, капитаны и рыцари занимали видное место и пользовались всеми общественными привилегиями, но в северных городах первые два класса обычно с честью устранялись; дворянам и духовным иногда дозволялось присягать коммуне, но они отнюдь не входили в ее состав. Тем не менее этот закон, как и все средневековые, допускал множество исключений. В Сен-Кантене и Эре среди полноправных граждан насчитывалось и несколько рыцарей. В одном указе Филиппа Августа от 1180 г., относящемся к Корби, прямо говорится, что муниципальная община состоит из рыцарей, духовных и горожан. Известно даже, что в начале XIII в. один могущественный барон, Энгерран де Куси, был гражданином Лана, а сеньор Понтье — мэром Аббевиля. Но эти исключения не ослабляли действия общего правила.

Таким образом, в большинстве случаев привилегиями пользовалось лишь меньшинство; простонародье, ремесленники не принимали никакого участия в управлении; класс богатых купцов, усиленный на юге несколькими дворянскими семьями, один пользовался властью; только они, а не обыватели, были гражданами или горожанами: «Обыватели, — говорит один писатель того времени, — это те, которые живут в городах и не пользуются муниципальной свободой». И по мере того как развивалось благосостояние городов, как муниципальные привилегии становились все более ценными, а муниципальные должности — более выгодными, в состав общины все реже допускались новые лица, и правящая каста стремилась сделаться все более замкнутой; лишь в немногих местах нося характер демократии, этот политический строй обычно освящал господство своего рода денежной аристократии, а иногда становился даже добычей олигархии.

Общее собрание жителей; парламент. В некоторых коммунах источником всякой власти являлось общее собрание горожан; оно не только назначало магистратов, но отчасти руководило управлением непосредственно, обсуждало важные дела, принимало или отвергало налоги. В южных городах эти собрания носили название парламента; в Э в начале XIII в., нотабли (probi homines) время от времени собирались in pleno parlamento. В Нарбонне собрание созывалось не менее одного раза в месяц, в Систероне и Монпелье — также очень часто. В Марселе весь народ собирался на площади Sainte-Marie-des-Accoules перед ратушей (Palatium communis Massiliae); с балкона ему сообщали решения совета и выработанные проекты, и он утверждал их одобрительными возгласами или отвергал резкими криками. В Лионе в 1292 г. все жители без исключения были торжественно, при звоне большого колокола, созваны в церковь Св. Низье, чтобы решить вопрос о принятии или отклонении опеки французского короля; явилось большое количество народа (более двух третей горожан), и все собрание приняло то, что ему предлагали. И что особенно любопытно: документ, передающий нам это известие, сообщает, что этот митинг не представлял собой ничего необычного: more solito. Здесь мы видим, по крайней мере, внешние признаки непосредственного управления, но последнее было возможно лишь в простейших случаях, когда вопросы были ясно поставлены и когда политическая ассоциация в ее целом должна была лишь принимать положительное или отрицательное решение. Притом нельзя сказать с уверенностью, особенно в отношении больших городов, представляло ли подобное решение действительно волю большинства. За исключением тех случаев, когда общее собрание владело правом назначать магистратов, его влияние на ход дел могло быть лишь спорадическим и его контроль над ними — мало обеспеченным.