Дворец пустоты - Поль Виллемс

С именами у Виллемса особые отношения. В некоторых новеллах, для придания повествованию экзотического оттенка, писатель может назвать героев «редкими» русскими именами — например, Маша или Сергей. Но иногда он идет по более сложному пути. Так, в сказке про затопленный город главную героиню зовут Альтена. Если анализировать этимологию этого имени, то можно опереться на латинское «alta» — высокая (в Аквелоне говорят на латыни), на французское «hautaine» — высокомерная, и на итальянское «altano» — южный ветер. Кроме того, во французской транскрипции Althéna лишь одной буквой отличается от Athéna, «Афина». Это важно, потому что Альтена как раз и претендует на роль богини. Ее любят два брата: большой и сильный — его зовут Герк, и младший, нежный и деликатный — его зовут Лиу. Очевидно, что Герк (Herk) образован от Геркулеса (Hercule), а вот имя младшего, анаграмма имени Луи, — скорее фонетически выражает что-то женственное и тягучее.

О НАВАЖДЕНИЯХ

Считается, что каждый писатель всю жизнь пишет одну и ту же книгу. Иногда так оно и есть. Виллемс, пожалуй, писал несколько книг, хотя темы — или, скорее, наваждения — в них повторяются. Так, во всех текстах в том или ином виде непременно присутствует вода — море, туман, дождь, лед, снег… В особенности снег. Вообще-то в Бельгии снег не редкость, но таких сугробов и снегопадов, как в России и Финляндии, писатель, похоже, нигде не видел. Снег для него — это волшебство, таинство, мистическое преображение мира. Волшебный полог, укрывающий неприглядную реальность. Получив от отца уроки живописи и унаследовав от матери любовь к природе, Виллемс проявил себя как великолепный мастер описаний:

«Пришла зима. Полуразрушенный заснеженный город поражал феерической красотой. В тихие безветренные дни, когда небо затягивалось низкими облаками, снег слоями, снежинка к снежинке, ложился на узкие горизонтальные плоскости и застывал в шатком равновесии, образуя замысловатые конструкции. Развалины замирали в неподвижности, точно боясь, что хрупкие белоснежные нагромождения вот-вот рухнут».

Или так:

«Однажды обвалился какой-то фасад, и взглядам предстало брошенное жилище. В нем открылись самые интимные, а значит, самые хрупкие и прекрасные тайны. Прошло еще несколько недель, и обои полиняли под ливнями, а вещи, казалось, потеряли память. Подсвечник, стоявший на ночном столике, вообразил себя туфелькой, а носовой платок решил, что он стрекоза. Город приходил в упадок — медленно и плавно, словно затихающее эхо».

Другое наваждение Виллемса — падение. Где и когда писатель наблюдал падающую с высоты фигуру, неизвестно, но видение стремящегося вниз и кружащегося в воздухе тела явно его преследует. В нашем сборнике этот образ встречается в новеллах «Реквием по хлебу» и «Конский глаз», но есть еще и другие рассказы, не вошедшие в этот сборник, — в них снова автора преследует страшная картина.

Наконец, почти везде постоянной темой является боль. Боль разлуки, боль потери, боль одиночества, недостижимости мечты, невозможности счастья, недолговечности мига или мира… Боль можно воспринимать по-разному. Она может вызывать протест или сопротивление, ненависть или жалость к себе. Ничего подобного нет у Виллемса. Он принимает боль покорно и беззлобно, как неотъемлемую часть бытия. Она-то и есть для него бытие.

А мы всё ждем от жизни счастья…

М. Аннинская