Чудовище и красавец - Ольга Куно

Я попыталась закричать, но из зажатого горла вырвался скорее хрип. Рывок второго, и туфли оторвались от пола. Я бы упала, если бы меня не удерживал первый, но испытывать к нему чувство благодарности точно не стоило; уж лучше бы я больно ударилась спиной об пол. Теперь же меня уложили на разлетевшиеся листы белой неиспользованной бумаги, сразу же придавив сверху так, что я почти не могла пошевелиться. Горло отпустили, и я закричала, но толку в пустом доме от этого не было никакого.

Я боролась, но моих мучителей это только раззадоривало. Первый прижимал к полу мои плечи, а потом и вовсе придавил одну руку коленом и принялся щупать освободившимися пальцами грудь. Второй задрал юбку. Я плотно сдвинула ноги, но он силой развел их, встал между ними на колени и принялся расстегивать ремень своих брюк.

Я кричала, вопила, надрывая горло, уже не для того, чтобы позвать на помощь, а просто от безысходности. В голове прокрутилась мысль — неужели все впервые произойдет вот так? — и следом за ней пришло понимание: да, именно так и произойдет, можно уже смириться с этим как со сложившимся фактом. Но понимание не служило поводом сдаваться, и я боролась, как только могла, отчаянно и тщетно.

Я даже не видела, закончил ли второй расстегивать брюки: первый придавил сильнее, и теперь перед глазами были лишь часть его лица да потолок, слишком далекий и недосягаемый, чтобы служить хоть какой-то защитой. Лишенная обзора, я не знала, в какую секунду все начнется, и пыталась морально приготовиться к тому, готовой к чему быть в принципе невозможно.

Но, вопреки моей уверенности, ничего не произошло. Все прекратилось совершенно неожиданно, однако лишь для того, чтобы мир снова сошел с ума, на сей раз иным образом.

Сначала я почувствовала, как ноги внезапно освободились. Почти сразу же поблизости раздался грохот. Еще секунда — и мои плечи тоже отпустили. Быстро приподнявшись (голова тут же закружилась, но я постаралась не придавать этому значения), я обнаружила второго нападавшего лежащим у стены. Глаза его были закрыты, сверху валялись листы бумаги и пара кистей, рядом лежал перевернутый мольберт. В пол постепенно впитывались разлившиеся краски.

Следующим, кого я увидела, подняв глаза, был Брик. Глаза омана пылали таким гневом, что я, поежившись, отползла чуть-чуть назад, словно была хоть в чем-то виновата. Волосы художника растрепались, сюртук съехал набок, один из рукавов задрался.

Статичной картинка оставалась недолго. Брик схватил подвернувшийся под руку стул, легко, будто речь шла об очередном листе бумаги, приподнял его за спинку и швырнул почти в мою сторону, но немного вбок. Обернувшись, я осознала, что туда отскочил первый приятель Гильада. Он отбил метко брошенный предмет мебели руками и метнулся в сторону ближайшего мольберта. Оман, совершенно не похожий сейчас на омана, со звериным рыком бросился следом. Я спешно подобрала ноги, освобождая ему дорогу, а заодно принимая хоть немного более пристойный вид.

Нагнать воина оказалось для Брика вопросом пары секунд. Он с легкостью увернулся от удара, будто никто и не пытался впечатать его в стену. И выверенным движением, явно давшимся ему столь же легко, сбил незваного гостя с ног. Как ему это удается? Откуда такие навыки? Он же оман, с головой погруженный в мир собственного творчества! Он вообще ничего не должен стоить в стычке. По всем законам здравого смысла он должен был рухнуть на пол в первый же момент столкновения с противником. Но, видимо, здравый смысл давно уже остался не у дел вместе со всеми своими законами, ибо на пол полетел вовсе не художник.

Однако это омана не удовлетворило. С прежним звериным выражением лица он схватил упавшего за грудки, приподнял, обвел ближайшую часть мастерской ничего не видящим взглядом. Вернее, это мне казалось, что взгляд невидящий, но Брик вдруг прищурился, словно заметил нечто, подавшее ему идею. Затем, поудобнее перехватив как следует приложившегося головой противника, закинул его в ближайшую картину.

Несмотря на то что мужчины на несколько мгновений закрыли мне обзор, я точно помнила, что на ней изображено. Раскидистые клены с широкими стволами и листьями, раскрашенными в осенние цвета. Листьями, среди которых нельзя было найти двух одинаковых. А небо хмурилось серыми облаками, плавно переходящими в огромные тучи…

Брошенный на нарисованную траву военный приподнялся на корточках, а Брик, движимый все тем же порывом ярости, схватил кисть и, щедро вымочив ее в баночке с черной краской, принялся целеустремленно водить ею по картине. Приятель Гильада застыл, с ужасом наблюдая за действиями омана, в то время как картина постепенно исчезала в закрашивавшей ее сверху вниз черноте.

Что станет с человеком, вот так запертым в уничтоженном оманом пейзаже? Исчезнет ли он в тот момент, когда перестанут существовать столь реалистично изображенные клены? Или продолжит существовать где-то там, за черной стеной, столь же ощутимой, сколь и шершавая поверхность древесных стволов? Запертый навеки в крохотном мирке, размерами уступающем даже нашей просторной мастерской?

— Нет!!!

Я буквально повисла у Брика на предплечье, вынуждая его отвести кисть от закрашенной наполовину картины. Облаков уже не осталось, и верхушки кленов навсегда скрылись за непроглядной темнотой.

Рука художника опустилась под моим напором, и между двумя деревьями пробежала до нижней границы пейзажа тонкая неровная полоса.

— Не надо! — воскликнула я, когда подернутый дымкой гнева взгляд устремился на мое лицо. — Пусть стражи с ними разбираются. Не надо… так…

Тяжело дыша, Брик медленно отложил кисть. Сидевший в картине даже не попытался бежать, лишь судорожно всхлипнул, поняв, что доводить начатое до конца все же не будут. Художник схватил его за руку и грубо выдернул обратно в мастерскую. Из-за перечеркнувшей работу полоски это оказалось не так просто, но вскоре воин все-таки оказался на полу. Особенно не раздумывая, оман вырубил его резким и точным ударом. Второй давно уже сбежал, вовремя почувствовав, что пахнет жареным. Брик на несколько минут вышел из комнаты, вернулся с веревкой и, крепко связав пленного, коротко бросил:

— Отправлю послание Алону.

После чего снова покинул мастерскую.

Не отрывая взгляда от лежавшего без чувств мужчины, я осторожно встала и привела свою одежду в порядок. Она, конечно, помялась, да и наверняка успевшие проявиться синяки меня не красили, но все это было не трагично.

Пленник не приходил в себя, и я переключила внимание на обстановку. Вскоре даже перестала каждую секунду, вздрагивая, возвращаться к мужчине взглядом. Не знаю, каким именно образом Брик передал судье информацию, но возвратился мой работодатель скоро. Окинул хмурым, но уже не безумно-яростным взглядом перевернутую вверх дном мастерскую, после чего негромко спросил:

— Почему ты за него вступилась?

И чувствовалась в этом вопросе какая-то укоризна, даже обвинение, будто оман видел во мне сейчас человека, что пошел навстречу собственному мучителю, и в высшей степени не одобрял такого подхода. Я невесело ухмыльнулась.