Птицы небесные - Вера Ветковская

Накрапывал дождик. Колесников втянул голову в воротник куртки и потому погладывал на нее чуть сбоку, по-птичьи, как будто испуганно и смущенно.

— Мы же вчера виделись, Катя. У вас есть зонтик? Пойдемте куда-нибудь под крышу.

Но Катя не могла сидеть или стоять на месте. Ей нужно было двигаться, говорить, чтобы унять тревогу.

— Вчера мы виделись на семинаре. Это совсем другое… У меня к вам личный разговор.

Они шли рядом, стараясь не смотреть друг на друга. Катя чувствовала, как пылают ее щеки, зато руки холодные, как ледышки.

— В последнее время вы совсем другой, как будто сердитесь на меня за что-то. Мне это тяжело. Скажите прямо, что я сделала. Чем вызвано ваше недовольство?

— Вы ошибаетесь, Катя, я так же хорошо отношусь к вам, как и прежде, — поспешил опровергнуть ее слова Колесников. — А если вы временами чутко улавливаете, что я не в духе, то поверьте, вы тут ни при чем, у меня свои проблемы.

«Это вы — моя проблема, Сергей Петрович», — подумала Катя в сердцах. В эту минуту она чувствовала себя жертвой, а Колесникова — виновником всех своих бед.

— Я долго думала и решила, что должна вам сказать об этом, — продолжала Катя строгим официальным тоном, как будто собираясь сделать важное заявление. — Я давно люблю вас. Уже около полутора лет.

Выговорила и похолодела от собственной смелости. Ненадолго воцарилось молчание. Катя перевела дух и собиралась еще досказать самое важное.

— Мне очень жаль, Катюша, что я стал виновником вашей сердечной смуты, но это пройдет, — тихо убеждал Колесников. — Это быстро проходит в ваши годы. Я, помню, тоже обожал нашу англичанку, будучи первокурсником…

И я три года была влюблена в учителя математики. А день его женитьбы стал черным днем в моей жизни, — улыбнулась Катя. — Но вы же меня знаете, Сергей Петрович, я живу не чувствами и эмоциями, а исключительно головой. Так что я недолго обольщалась. Это не обычная теплая привязанность к доброму и умному наставнику. Это серьезно, очень серьезно. Прощайте, мой автобус.

И Катя бросилась к подошедшему сто одиннадцатому. В полуобморочном состоянии опустилась на сиденье и ни разу не оглянулась. Только бы до дому добраться, не упасть по дороге. «Психопатка, истеричка!» — ругала она себя. И ничего не сказала толком. Пролепетала нечто невразумительное и сбежала.

Филька давно поджидал ее в холле и, увидев, испугался:

— Кать, что с тобой? Может, «скорую» вызвать?

— Нет, Феденька, дай мне только стакан крепкого горячего чая, — попросила она. — Полцарства за стакан чаю! И лечь, поскорее в горизонтальное положение. Голова кружится. Прости, дорогой, что сегодня не приготовила ужин. Дела, очень важные дела.

Филька, ошеломленный тем, что она впервые назвала его настоящим именем, даже больше, чем ее необыкновенным видом, побежал готовить чай. Минут через десять он уже поил ее с ложечки.

— Ты не беспокойся, я поужинал, мать снова прислала деньги на туфли.

— Уже в третий раз, — улыбнулась Катя: — Давай их сюда. А то налетит стая стервятников, и уже к утру твоих денежек не будет.

Они договорились завтра же отправиться на поиски ботинок. Как раз третья пара — лекции по философии. Отметятся — и бегом в ГУМ.

Соседки Кати по комнате укладывались спать и бесцеремонно выставили Филю.

— Вы ведете с Катериной общее хозяйство, но поселить тебя здесь мы не можем, Филя, нет свободной койки! — хохотали девицы.

Наконец погас свет, и Катя вздохнула с облегчением. Долго глядела она в темноту широко открытыми глазами. Теперь к тревоге и тоске примешивалось любопытство: что предпримет Колесников? Ведь не может он делать вид, что ничего не произошло. Не скоро она забылась тяжелым, неспокойным сном.

А бедный Колесников в эту ночь совсем не сомкнул глаз.

Катя, лежа на подоконнике, смотрела на школьный дворик и безмятежно напевала нехитрую мелодию собственного сочинения. Сегодня она хорошо поработала — на парте веером разбросаны исписанные листы — и теперь дожидалась семи часов. Вот на крыльцо вышла Зоенька и, усевшись на скамейку, озабоченно уставилась на дорогу и калитку. Колесникова ждет, злорадно наблюдала за ней Катя. Жди, жди, подруга, и тебя поджидают большие потрясения. Зойка всегда была влюблена в шефа, но нынче у нее словно тормоза сдали: смотрит на него глазами раненой лани, ходит по пятам. Девчонки в группе возмущались, а Катя только посмеивалась.

Колесников все-таки повез студентов на практику, очень удивив этим администрацию. Вначале он решительно отказался, сославшись на дела, и ему уже нашли замену — какого-то аспирантика. На этот раз он поселил свою группу не в пригородном поселке, а ближе к центру. Но улица была почти такая же уютная, деревянная, как в прошлом году.

Катя держалась с ним подчеркнуто официально, как они и договорились перед отъездом. В мае и июне они часто бродили в пригородных парках — Воронцовском и Битцевском, там, где он жил и где они едва ли могли наткнуться на знакомых с факультета. Колесников почти отечески увещевал ее: они должны подождать год или два, пока Катя окончательно не повзрослеет и не проверит свои чувства. Она готова была ждать хоть десять лет.

Они по-прежнему оставались на «вы», и, кроме дружеских объятий и поцелуев на прощанье, между ними ничего не было. Но Катя, как никогда, была уверена, что судьба ее решилась. Она почувствовала свою женскую власть над ним. Это было сладостное, головокружительное чувство. Как ни старался он поглубже спрятать свою тайну, Катя ее быстро разгадала. Этой тайной была любовь к ней, с каждым днем овладевавшая им все сильнее. Катя не стремилась немедленно выскочить замуж. Она была терпелива и благоразумна. Но знала, что в любую минуту может легко растопить его сдержанность. А все бастионы, которые он возвел — из доводов рассудка, из боязливой осторожности перед ее молодостью, — падут как карточный домик, стоит ей только дунуть на них.

Пора, посмотрела Катя на часы. Всего второй раз они позволили себе свидание на пустынном берегу реки, чтобы часок побродить вместе и поговорить о своем. Осторожно прокравшись на цыпочках по коридору и увидев напоследок спину Зои, излучавшую ожидание, Катя выскользнула через заднее крыльцо и помчалась по тихим и пустынным улицам.

Прибежав первой, она, запыхавшись, огляделась по сторонам. На крутом берегу стояли понурые ивы и какое-то старинное облупившееся строение, остатки разрушенного монастыря. Ни души вокруг. Она уже стала проявлять нетерпение, когда увидела поднимавшегося по склону Колесникова. Он озабоченно поглядывал на монастырские службы и не замечал Катю.

И тут она сделала то, чего сама от себя не ожидала. Взвизгнула, как гимназистка, полетела ему навстречу и кинулась на шею. Колесников от неожиданности покачнулся:

— Катюша, вы чуть не сбили меня с ног. — Он был тронут, но и чуть-чуть смущен ее порывом. — Впрочем, и в прямом, и в переносном смысле. Я, старый дурак, не в силах от вас отказаться, хотя, может быть, искалечу вам жизнь, стану обузой.